– Он так много раз открывал дневник на этой странице, что на переплете образовался залом, и читал эту запись так часто, что иероглифы стали плохо различимы. Для него мать была священна – можно сказать, она была объектом практически религиозного поклонения, и этот дневник имел для него такую же ценность, как Библия для христианина или Коран для мусульманина. Методичный и аккуратный Макио упорно следовал ее учению и жил нравственно чистой, праведной и высокоморальной жизнью.

– Кёгоку, это не дает ответа на вопрос. Макио не мог спать со своей женой, даже если б хотел с ней спать, это я понял. Однако, каким бы он ни был безукоризненным, это не объясняет остального его неестественного поведения.

– Ну, слушай. Все же Макио однажды отступил от учения своей матери. Это случилось двенадцать лет назад. Он встретил Кёко и страстно ее полюбил. До этого все было хорошо. Однако, оказавшись во власти своих чувств – своей исступленной страсти, – он совершил безнравственный поступок. Еще не закончив свое обучение и будучи лишь студентом, занялся любовью с несовершеннолетней девушкой, и она от него забеременела.

«Это… но как же…»

– Постой. Кёко утверждает, что она ничего об этом не знает! Как можно быть уверенными в том, что подобное имело место в действительности? Может быть, он все это сочинил и записал в своем дневнике. Может быть, это все воображаемая реальность, о которой ты рассказывал…

– Пожалуй, это правда могло бы быть так. Вопрос в том, что сам Макио воспринимал это как действительность. Что ж, это и было действительностью.

– Кёко солгала? Или дело в том, что она потеряла память?

– Ни то и ни другое. Как бы то ни было, для него сценарий с беременностью и последующим абортом был наихудшим. Это было хуже, чем для мусульманина съесть свинину и запить ее вином. Безответственно зачать ребенка и затем убить его – это было, с его точки зрения, равносильно собственной смерти. Он отчаянно стремился взять на себя ответственность, прежде чем стало бы слишком поздно. Однако его желанию не суждено было исполниться.

– Его брачное предложение было отвергнуто…

– Именно. Однако он не сдался. Более того – то, чтобы он прожил свою жизнь полноценно, было желанием его матери, поэтому он также не мог покончить с собой. Нет, должно быть, он даже и не помышлял о том, чтобы оборвать свою жизнь. Он хотел идти напрямую – в лобовую атаку, – даже если б это потребовало времени. Сначала выучиться за границей, затем вернуться, получить ученую степень и жениться на Кёко. Если б ребенок был жив, он обязательно признал бы его и воспитал; если же она сделала бы аборт… в таком случае они с Кёко зачали бы еще одного ребенка. Он не думал ни о чем, кроме как о пути, которым мог бы исправить ошибку прошлого. Его душа была переполнена стремлением искупить грех, который он совершил по отношению к Кёко, к семье Куондзи и, конечно же, к своей святой матушке. Однако тогда произошло непредвиденное несчастье, в результате которого он утратил способность иметь детей. В тот же момент он лишился естественного способа, которым мог бы искупить свой грех.

– Бедняга, наверное, впал в отчаяние…

– Он возвратился домой подавленным, пожалуй… однако не сломленным. Затем, с того самого времени, Макио Фудзино стал понемногу меняться, и не в лучшую сторону. Полное любви и нежности учение его матери начало постепенно преображаться в его сознании, искривляться и искажаться, чтобы заполнить трещины в его разбитом сердце.

– Что ты имеешь в виду?

– Если рождение и воспитание детей – это окончательная цель жизни человека… нет, жизни каждого живого существа, – тогда половое сношение есть не более чем средство для достижения этой цели. То, что происходит в процессе, – лишь несущественные детали, как говорится, листья и ветки, а не главный ствол. В итоге в какой-то момент в полном любви послании его матери он принял следствие за причину. Иными словами, сделал вывод… что если можно создать ребенка без полового сношения, то этого будет достаточно.

– Да разве ж подобное возможно?!

– Но, старший братик, – возразила Ацуко Тюдзэндзи, – многие супружеские пары проживают счастливую жизнь вместе, даже если у них нет детей. Если во что бы то ни стало хочется иметь ребенка, то всегда есть возможность его усыновить.

– Нет, Макио Фудзино был в этом смысле совершенно другим. Он не мог признать своим никакого другого ребенка, который не унаследовал бы его собственных генов – точнее, генов его матери. Более того, если он должен был жениться, то не мог помыслить ни о ком, кроме Кёко – девушки, по отношению к которой в прошлом он совершил преступную ошибку. Но его большим заблуждением было не только то, что он полагал подобный образ мыслей правильным, но и то, что считал его общепринятым. Он думал, что Кёко также должна считать, что цель ее жизни – родить ребенка, который унаследовал бы ее собственные гены. Он перестал понимать смысл слов своей матери о взаимной любви и взаимном уважении. Разумеется, после этого нельзя было надеяться на нормальное общение. В его глазах даже распутное и безнравственное поведение изменявшей ему жены было отражением ее желания зачать ребенка.

– Так что же, Макио, глядя на то, как Кёко крутит любовь с этим Найто, думал: «Моя жена просто так сильно хочет ребенка»?

– Да. Его чувства были довольно далеки от гнева и ревности. Каждый раз, когда жена грубо бранила его, оскорбляла и швыряла в него вещи, открыто демонстрировала ему любовную связь с Найто-куном, он думал, что должен как можно скорее завершить свои исследования. Чем больше Кёко-сан томилась от любви и пыталась обратить его внимание на себя, тем больше он с головой уходил в исследования.

– Что это были за исследования?

– Само собой, это были исследования того, как создать ребенка без полового сношения.

– А что, подобное и вправду возможно? – Выражение лица Кибы было ошеломленным.

– В каком-то смысле он был гением.

– Так что же… исследования, которые вел Макио-сан, касались…

– Именно. Его целью было создание совершенного метода экстракорпорального оплодотворения[127].

– Экстракорпорального оплодотворения? Что это такое?

– Это те самые эксперименты, которые недавно были успешно проведены в университете Кэйо?

– То было искусственное оплодотворение. Макио утратил бо́льшую часть своих половых органов, но у него оставалась возможность получить ничтожное количество ткани семенников. Однако число сперматозоидов, которые можно было из нее выделить, было микроскопическим и совершенно недостаточным, чтобы выдержать такое суровое испытание, как искусственное оплодотворение, при котором бо́льшая часть сперматозоидов погибает. Так что Макио хотел выиграть при наименьшей вероятности успеха. Он хотел повысить вероятность того, что один-единственный сперматозоид доберется до яйцеклетки, до ста процентов. Иными словами, он разрабатывал технику, с помощью которой извлеченная из организма яйцеклетка была бы искусственно оплодотворена сперматозоидом в чашке Петри или в пробирке у него на столе.