Иштару и Малике предстояло совершить тридцать семь кругов: хазир не мог надолго бросить государственные дела. Два дня назад Хранители Врат проводили последних паломников, закончивших ритуал, и заняли места на подступах к святому месту. Уединению хазира и шабиры никто не должен мешать.

Поднявшись на бархан, Малика ожидала увидеть ровную поверхность пустыни, а посредине впадину. Однако вдали стояло грандиозное сооружение. Ракшадские архитекторы обожали арки, без них не обошлось и здесь: аркада из сиреневого мрамора брала в кольцо площадь, даже отсюда, издалека, поражающую воображение своими размерами.

– Сто тридцать семь арок, – сказал Иштар и, взяв жеребца Малики под уздцы, повёл его наискосок по склону.

Воины, озарённые лучами закатного солнца, разбили лагерь у подножия холма и, быстро управившись с лошадями, образовали круг, в центре которого встал Хёск. Его вибрирующий голос полетел к бархатному небу, подёрнутому волокнистыми облаками. А Малике не терпелось отправиться к Вратам и, пока не стемнело, рассмотреть загадочное место.

Словно прочитав её мысли, Иштар прошептал ей на ухо:

– Пока он призывает духов, можем прогуляться по площади.

До строения они добрались за пятнадцать минут. Вблизи оно выглядело ещё более мощно, величественно. Колонны, на которые опирались арки, были идеально гладкими и имели сильно вытянутую овальную форму. Проход между колоннами напоминал Ворота Славы в Лайдаре – длинный и широкий тоннель, погружённый в мягкий полумрак. Но даже в полумраке был виден арочный свод, испещрённый выпуклыми письменами.

Поднявшись по лестнице, которая окружала аркаду, Малика и Иштар ступили в тоннель и пошли по сиреневому мраморному полу. Звук шагов летел к высокому потолку и возвращался троекратным эхом, от которого по коже бегали мурашки.

Площадь была накрыта изумительно прозрачным стеклом с серебристыми вкраплениями. Только присмотревшись, Малика поняла, что стекло лежит не на песке, а над поверхностью пустыни, похожей на бурливое море.

– Алмазный мрамор? – спросила она, отказываясь в это верить.

Алмазный мрамор добывали только у неё на родине. Да, она видела прозрачную как слеза лестницу, сооружённую для коронации, и предполагала, что камень для её изготовления привезли из Грасс-дэ-мора, но здесь его столько…

– Алмазный мрамор, – подтвердил Иштар. – Раньше здесь был просто песок. Камень завезли из Дэмора пару тысяч лет назад. На строительство площади ушло почти четыреста лет. Сейчас бы её построили лет за пять.

– Кто её строил?

– Не знаю. А почему ты спрашиваешь?

– Алмазный мрамор такой же прочный, как алмаз. Его невозможно резать. Его не режут, а ставят точки в определённых местах глыбы и одновременно постукивают молотками. Только так можно отколоть тонкую пластину. Это умеют делать единицы. И ты знаешь, что этот камень невозможно отполировать? Он всегда будет немного шероховатым.

– А ты откуда знаешь?

– Дэмор – земля морун. Наш главный храм сделан из этого мрамора и стоит на мраморной скале.

– Так это моруны такие мастерицы?

– На моей земле живёт много народов, – рассмеялась Малика и окинула площадь взглядом.

Здесь собирается до двух миллионов человек? Неправда. Миллион – да. Может, чуть больше, но не два. Но даже такое количество паломников вызывало неподдельное восхищение силой веры жителей Лунной Тверди. Вряд ли в Краеугольных Землях найдется такое святое место, где собрались бы верующие со всего материка.

В центре площади возвышалась бронзовая балюстрада.

– Там Врата? – спросила Малика.

Иштар кивнул и двинулся к ограждению.

Древние мастера не накрыли впадину мрамором, наверное, для того, чтобы паломники смогли в полной мере ощутит мощную энергетику, исходящую из Врат. Малика не боялась высоты, но вцепившись в перила и глядя вниз, ощутила неприятное головокружение. Песок на склонах лежал неподвижно, однако не отпускало чувство, что воронка находится в непрерывном движении.

Вдруг Малику охватила безысходная тоска: она никому не нужна, её никто не понимает, ей не к кому прижаться, и жизнь проходит зря. Малика торопливо отошла от ограждения. Можно лишь догадываться, какие чувства испытывала Ракшада, стоя на краю впадины: вокруг жаркое солнце и горячий песок, а в душе мертвенный холод.

Малика хотела расспросить Иштара о последних днях жизни великой женщины – пусть история переврана и сто раз переписана, но должна же в ней остаться хоть толика правды, – однако столкнувшись с пристальным взглядом, передумала. Что может рассказать человек, который отвергает чувства и женщин считает вещами?

Малика отошла в тень колонны, Иштар остался стоять возле врат. Издалека доносился голос Хёска, с каждой минутой набирая силу. Казалось, жрец приближался, а вместе с ним приближались воины, настолько чётко слышался скрип песка под подошвами их сапог.

В облако воткнулся последний луч солнца и погас. Тотчас на пустыню опустились пепельные сумерки. Запахло кедром. Малика посмотрела по сторонам, но не увидела кувшинов с благовониями. До этого их запах перебивал аромат лайма, исходивший от Иштара. Похоже, его любимый аромат…

Небо стремительно темнело, голос Хёска уже летел над площадью, и в какой-то миг наступила тишина. Малика подняла голову и увидела луну и звёзды. Неужели жрец обладает даром разгонять облака? Тотчас мелькнула мысль: она – верующий человек – не верит в силу молитвы. Это ужасно.

Иштар подошёл к Малике и жестом позвал за собой. Они обошли Врата по большому кругу – вдоль арок, наполненных мраком. Это заняло много времени, и Малика засомневалась, что они управятся за одну ночь. Затем второй круг, третий – каждый раз ближе к воронке. А потом, исподтишка поглядывая на Иштара, Малика перестала считать.

В его удлинённом овале лица, в линиях рта и точёном профиле сквозила порода. Внешность людей выдаёт смешение крови: изгиб бровей, очертание носа, выдаёт даже постановка головы. Иштар был чистокровным ракшадом и, вероятнее всего, мечтал о чистокровном сыне. На кой чёрт она женила его на Галисии? Хотя дети у них должны получиться красивыми. А если сын или дочь будут голубоглазыми, как мать…

– Не смотри так, – вдруг сказал Иштар.

– Как? – смутилась Малика. Как он догадался, что она смотрит? Ведь её лицо закрыто чаруш.

– Будто разбираешь по косточкам.

– Я пытаюсь понять молитву.

– Я читаю не молитвы, а наставления Бога.

– Можешь перевести? Хоть кусочек, – попросила Малика.

– На слот?

– Нет, на шайдир.

– Я единственный, вечный, всемогущий, карающий, справедливый и милостивый, – заговорил Иштар. – Я творец, ты частица дыхания моего. Я тот, кто создал тебя с любовью, и тот, кто встретит тебя в конце пути. Я то, откуда ты пришёл, и то, куда ты уйдёшь. Говорю тебе: будь беспощаден к врагам веры, но дай им возможность узреть меня. Не гони их от дома своего, как не гоню тебя я. Распахни пред ними двери, накорми голодных, обогрей уставших, вылечи больных. И заблудшие прозреют, и увидят истину, начертанную песком в пустыне, волной в море, лунным светом в небе. А если после дел твоих они скажут: «Нет на свете Бога» или «Бог на свете не один», лиши их всего. Пусть взывают к своим богам и в ответ слышат тишину. Ибо тишина – тоже я.