В любом случае была не только сохранена, но и расширена резидентура УСС в Берлине, которую организовал будущий директор ЦРУ Хелмс. Один из сотрудников Хелмса Полгар вспоминал, что уже к октябрю 1945 года определилась основная цель резидентуры: «…ясно, что нашей главной мишенью были намерения русских»[587].

18 сентября 1945 года Комитет начальников штабов США (высший орган военного управления) принял Директиву номер 1496/2 «Основы формирования военной политики», а 9 октября – Стратегическую концепцию и план использования вооруженных сил США. В этих документах в качестве главного противника был четко обозначен Советский Союз. Война против СССР не исключала нанесения первого удара, должна была вестись вне территории США, ее целью было полное уничтожение всего военного потенциала Советского Союза. Причем это уничтожение должно было осуществиться с использованием ядерного оружия, которого на тот момент у Москвы не было, и как можно быстрее.

В концепции содержался следующий постулат: «Если станет ясно, что силы агрессии концентрируются вероятным противником против нас, то мы не можем позволить себе предаваться опасной иллюзии избежать его агрессии, позволив нанести ему удар по нам первым. Наше правительство в этих условиях должно активно пытаться достичь политического решения, в то же время, осуществляя необходимые приготовления, чтобы иметь возможность ударить первым»[588].

В ноябре 1945 года предшественник ЦРУ, Объединенный комитет по разведке США наметил 20 советских городов (включая Москву) для нанесения ядерного удара.

Сталин, напротив, рассчитывал на добрые отношения с Вашингтоном и на помощь США в восстановлении советской экономики. В сентябре 1945 года он принял делегацию сенаторов США, которые потребовали гарантий, что СССР вернет возможные американские кредиты.

4 сентября 1945 г. делегация под руководством председателя комитета Уильяма М. Колмера от штата Миссисипи была принята Сталиным. Колмер заявил советскому лидеру, что его комитет знает о желании России получить заем от США. Но американцы требовали от советского лидера выполнения ряда унизительных политических условий.

Колмер спросил, как «Советы» используют средства и что может Вашингтон ожидать взамен. Делегация сделала отчет государственному секретарю Бирнсу, а затем совещалась с Трумэном. В беседах с обоими группа Колмера подчеркнула, что необходимо ужесточить «подход к Советской Республике».

Комитет Колмера был готов одобрить американский заем Советскому Союзу при условии, что русские примут на себя определенные обязательства. В частности, СССР должен был сообщить, какая доля производства у него идет на вооружение, а также передать важнейшие данные о советской экономике и дать возможность проверить их точность. Кроме того, Советскому Союзу предписывалось не оказывать помощи в политических целях странам Восточной Европы и отчитаться о содержании торговых договоров с этими странами. Как в СССР, так и в странах Восточной Европы, находящихся под контролем Москвы, Кремль должен был гарантировать полную защиту американской собственности, право распространять американские книги, журналы, газеты и кинофильмы. Наконец, Соединенным Штатам, с точки зрения Колмера, следовало настаивать на выполнении политических обязательств Москвой на тех же условиях, что и другим правительствам. Это включало вывод советских войск из других стран в соответствии с Потсдамскими соглашениями. Короче говоря, Колмер и его коллеги требовали, чтобы Советский Союз в обмен на американский заем изменил свою систему правления и отказался от своей сферы влияния в Восточной Европе[589].

22 февраля 1946 года советник-посланник посольства США в СССР Джордж Кеннан[590] направил в Вашингтон из Москвы телеграмму № 511, получившую позднее назание «длинной», так как она состояла примерно из 5,5 тысяч слов. Считается, что этот документ послужил американскому руководству теоретическим обоснованием для перехода к открытой конфронтации с СССР.

Кеннан писал, что Сталин не верит в возможность мирного сосуществования с США и что американцам надо отказаться от партнерства с Москвой времен Рузвельта, так как русские понимают и уважают только силу. Он рассуждал о неком «природном экспансионизме» СССР («невротический взгляд Кремля на международные вопросы объясняется традиционным и инстинктивным чувством недостаточной безопасности») и предлагал активно противодействовать распространению коммунизма в мире. Текст телеграммы был направлен всем высшим военачальникам США, а госдепартамент разослал ее во все американские посольства.

В США разворачивался направляемый из Белого дома антикоммунистический психоз. Комитет конгресса по расследованию антиамериканской деятельности начал искать «коммунистов» во всех государственных ведомствах, особенно в госдепартаменте. Быть коммунистом или сочувствующим автоматически означало быть советским агентом. Благодаря преследованиям и увольнениям с работы, «подозреваемых» иногда доводили до самоубийства. В комитете проявил себя будущий президент США Ричард Никсон, получивший за изворотливость и пренебрежение к фактам кличку «Ловкий Дик».

Срежиссированная в Белом доме антикоммунистическая пропаганда не замедлила сказаться на отношении обычных американцев к недавнему союзнику – Советскому Союзу. В августе 1945 года 54 % американцев считали, что Россия будет продолжать сотрудничество с США и после войны, в октябре 1945-го таковых было уже 44 %, а в феврале 1946-го – лишь 35 %[591]. В марте 1946 года советскую внешнюю политику осуждал 71 % американцев и лишь 7 % ее одобряли.

В том же марте 1946-го Черчилль произнес в американском городе Фултоне знаменитую речь, которая считается первым публичным выстрелом холодной войны. Речь была согласована с Трумэном, лично правившим ее текст, хотя формально являлась всего лишь частным мнением бывшего политика, не занимавшего на тот момент никаких официальных должностей.

В этом выступлении Черчилль обвинял Москву в попытке насадить коммунистическую систему в Восточной Европе. Бывший британский премьер сказал: «От Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике, через весь континент, был опущен «железный занавес». За этой линией располагаются все столицы древних государств Центральной и Восточной Европы: Варшава, Берлин, Прага, Вена, Будапешт, Белград, Бухарест и София. Все эти знаменитые города с населением вокруг них находятся в том, что я должен назвать советской сферой. И все они, в той или иной форме, являются объектами не только советского влияния, но и очень высокого, а в некоторых случаях и растущего контроля со стороны Москвы… Коммунистические партии, которые были очень маленькими во всех этих восточноевропейских государствах, выращены до положения и силы, значительно превосходящих их численность, и они стараются достичь во всем тоталитарного контроля».