Выполняя этот приказ, командир корпуса И. И. Карпезо 10-ю танковую дивизию в 7.00 24 июня направил в Броды, а с тыла прикрыл ее 37-й танковой дивизией. Затем последняя была отправлена в леса к западу от Бродов для удара на Лешнев. Строго говоря, такой маневр граничил с откровенным авантюризмом. Во имя пока еще призрачной угрозы удара через Броды 15-й мехкорпус снимался с позиций под Радзеховом, открывая «окно» в направлении Львова. Между правым флангом 6-й армии и фронтовыми частями под Бродами образовывалась приличных размеров брешь. Немцы могли через Радзехов беспрепятственно наступать на Буск и далее перехватывать дороги, идущие из Львова на восток. Поэтому вскоре после выяснения ошибочности предположений о прорыве через Броды последовали приказы на возвращение на исходные позиции. В 17.00 24 июня И. И. Карпезо приказывает вернуть 10-ю танковую дивизию обратно под Радзехов. Дивизия С. Я. Огурцова совершила 45-километровый марш, из которого она вернулась в прежний район сосредоточения только к рассвету 25 июня. 19-й танковый полк дивизии приказ на возвращение получил только в лесу юго-западнее Броды. В результате на позиции, занятые еще вечером 23 июня, он возвратился лишь к 20.00 25.6.41 г., проделав за 24 и 25.6.41 г. 105-километровый марш, не принимая участия в бою. 37-я танковая дивизия также была развернута на 180° и к 6.00 25 июня возвращена на оборонительные позиции фронтом на север по р. Радоставка. Таким образом, от смелой попытки бросить в бой 15-й мехкорпус пришлось отказаться. В сущности, соединение генерала И. И. Карпезо большую часть Приграничного сражения выполняло оборонительные задачи, являясь продолжением загнутого фланга 6-й армии.

Командование Юго-Западного фронта очень нервно реагировало на сведения, говорящие в пользу поворота немецкого танкового клина на юг, в тыл войскам в Львовском выступе. Действительно, повернув с центральной «панцерштрассе» на юг, немецкие танковые дивизии могли перехватить пути отступления 6-й и 26-й армий, а также части сил 12-й армии. Учитывая, что сплошного фронта не было, немецкие механизированные части могли очень быстро выйти в тыл Львовского выступа. В этом в очередной раз проявилась характерная особенность ведения оборонительной операции – неопределенность планов противника. Немецкие части действительно прорвались к Берестечко и Шуровищам (Лешневу). От переправы в Шуровищах оставалось всего около 30 км до Бродов. Сам по себе поворот на Броды в тыл Львовскому выступу выглядел логичным. Восточнее Берестечко и Бродов с юга на север протекала река Иква с заболоченной поймой. Не пытаться таранить этот рубеж, и отвернуть на юг было бы вполне разумным ходом. Такой вариант развития событий никак нельзя было исключать из вариантов действий противника.

К слову сказать, на действия немцев 24 июня также повлияли донесения воздушной разведки. Метания 15-го мехкорпуса заставили их понервничать, так как вместо густых лесов танки и автомашины советских танковых частей выбрались на дороги, где их и обнаружили с воздуха. Утром 24 июня в ЖБД XXXXVIII корпуса появляется запись: «Около 07.00 наша воздушная разведка впервые докладывает о крупной концентрации танков противника к югу от шоссе». Обращаю внимание на слово «впервые». Перемещения 15-го мехкорпуса в первые два дня войны, видимо, не шли ни в какое сравнение с увиденными с воздуха массами танков.

Сообщения от воздушной разведки заставили немецкое командование несколько снизить темпы продвижения вперед. 57-я пехотная дивизия получает в

15.00 приказ не переходить Стырь никакими частями, кроме разведывательных. Намерение командира дивизии переправить на восточный берег Стыри, по крайней мере один полк, было воспрещено Кемпфом по радио. Дивизия должна была быть в полной готовности отразить удар советских танков по флангу корпуса. В рамках той же стратегии обороны фланга 11-й танковой дивизии было приказано взорвать мост у Лешнева.

Однако, помимо угроз мнимых и попросту надуманных, на второй день появились опасности вполне ощутимые и неприятные. На фронте 6-й армии произошли события, которых опасался Музыченко. Г. К. Жуков пишет: «…к исходу этого дня [23 июня] немецкие войска нашли уязвимое место: они нанесли сильный удар на стыке Рава-Русского и Перемышльского районов, который оборонялся 97-й и 159-й стрелковыми дивизиями. Последняя, находившаяся в стадии развертывания, имела в своем составе значительное количество солдат из необученного запаса. Не сумев выдержать атаку противника, она начала отход, создав тяжелую ситуацию для соседних частей. Предпринятые командующим 6-й армией генералом И. Н. Музыченко контрмеры положение не выправили, и к исходу 24 июня разрыв обороны достиг здесь 40 километров»[438].

Горящий бронеавтомобиль БА-10. Это была одна из самых распространенных машин в Киевском округе

4-й механизированный корпус в последующие дни вместо участия во фронтовом контрударе занимался кризисом, возникшим вследствие прорыва пехотных соединений 17-й армии на львовском направлении.

Война в воздухе. Хотя, по впечатлениям немецких танкистов под Радзеховом, советские танки выводились им навстречу впереди волн Т-34 и БТ «сталинскими соколами», тесного взаимодействия между ВВС Юго-Западного фронта и механизированными корпусами не имелось. Авиадивизии получили от командования ВВС фронта задачи по воздействию на войска противника и решали их в меру своих сил и возможностей. Впрочем, приказ Птухина был довольно подробным (см. в Приложении).

Второй авиаудар по войскам противника (первый был у Устилуга вечером 22 июня) встретил достаточно жесткое противодействие противника. 86-й СБП вылетел на задание двумя группами: девяткой под командованием подполковника Сорокина и шестеркой, которую возглавил зам. командира полка капитан Белый. Первая взлетала в 5.30, вторая – в 5.40. Предполагалось, что истребительное прикрытие будет осугцествляться самолетами 92-го ИАП. Ввиду отсутствия связи на аэродром истребителей в Бродах в 4.40 отправили СБ. Однако истребители так и не появились. Как выяснилось позднее, аэродром 92-го ИАП был атакован с воздуха. В результате налета было повреждено 7 И-153 (восстановлены на следующий день). В итоге СБ группы Сорокина полетели на задание без их прикрытия. Над Бродами группу Сорокина встретили полтора десятка «мессершмиттов», скорее всего, из той же группы самолетов, что бомбила аэродром истребителей. Из девятки советских бомбардировщиков были сбиты три, а еще два повреждены и сели на «брюхо». Группа капитана Белого встречи с «мессершмиттами» избежала и успешно отбомбилась по скоплению танков и артиллерии в 4 км к западу от Крыстынополя. При возвращении на свой аэродром счастливо избежавшие встречи с Me-109 СБ были по ошибке атакованы своими И-16, один бомбардировщик был поврежден, при посадке скапотировал. Самолет был разбит полностью, по счастью, из экипажа никто не погиб. Истребители авиадивизии прикрывали Тарнополь (штаб фронта), а также вели разведку в районе Сокаля и Крыстынополя. Продвижение немцев было видно хорошо и издалека – в занимаемой противником полосе горели села. Интересно отметить, что 87-й ИАП сменил базирование и теперь работал с аэродрома Тарнополь, что сокращало время на доставку донесений в штаб фронта. «Ишачки» 87-го полка вместе с МиГами 15-й авиадивизии стали «глазами» штаба Юго-Западного фронта. Всего 16-я авиадивизия выполнила 173 самолето-вылета, сбросив на противника 120 ФАБ-100.