были быть закрыты черным крепом, мама не выносила зашторенных окон. Вообще никаких. Ни шторы, ни жалюзи, ни роллеты… Закрытое чем бы то ни было окно моментально погружало ее в состояние глубочайшей депрессии. Дядя Максим сперва не понимал, в чем дело, и по привычке зашторивал окна в спальне на ночь. До тех пор пока я не объяснила ему, почему мама по утрам плачет и уходит в сад. С тех пор шторы в нашем доме не задергивались никогда. Вообще. А тут… В доме точно были чужаки. Я уверена на все двести процентов. Я еще даже из машины не вышла, но очередного замеченного зашторенного окна мне хватило для того, чтобы паника вцепилась в горло железной хваткой.

— В доме кто-то был, — страх настолько лишил меня голоса, что совершенно неудивительно, что сидящие впереди мужчины не расслышали меня сразу и продолжили свою непринужденную беседу.

— Эй! — повысила я голос, не заботясь особо о вежливости, но, глянув на мирно сопящего Арсения, постаралась, тем не менее, не разбудить его. — Я говорю, что в дом кто-то влез!

Здоровенный парень, сидевший на пассажирском месте, как раз распахнул дверь, чтобы выйти и открыть ворота, замер на месте.

— С чего взяла? — он тут же прищурился и весь как-то напружинился, цепко вглядываясь в окна и тоже не тратя время на любезности.

— Окна зашторены, — объяснять, почему это ненормально, не видела смысла. — Мы так не оставляли.

— Может, домработница? — вмешался водитель, который тоже теперь внимательно изучал окрестности.

— Отродясь не было, — практически огрызнулась я.

В машине нашего сопровождения открылись двери, и оттуда вышли остальные охранники.

— В чем дело? — спросил один из них, огромный, как гора, дядька, явно не юный и с огненно-рыжими, коротко стриженными, как и у всех тут, волосами.

— Вот, девушка говорит, что в коттедж шефа вломились, — пояснил наш водитель, с сомнением глядя на меня.

— Не может быть. Ваша сигналка выведена прямиком в наш офис. Если бы дом вскрыли, уже давно бы опергруппа дежурная тут была, — отмахнулся рыжий.

Шестеро крупных мужчин в камуфляже уставились на меня, одиноко сидящую на заднем сиденье с головой уснувшего Арсения на коленях, тяжелыми взглядами, наверняка уже навесив ярлык истерички, мнящей со страху черте что. Этот их коллективный прессинг авторитетом неожиданно вызвал во мне яростный протест. Я, черт возьми, знаю, о чем говорю! Осторожно приподняв голову Арсения, я выскользнула из-под него и встала перед этой стеной недоверчивого тестостерона, за чьими плечами горизонта было не видать. Арсений заерзал и забормотал что-то, недовольно морщась, и я осторожно прикрыла дверь машины, отрезая его от нас, и обвела мужчин глазами. В другое время я бы и не пискнула в таком солидном окружении, но не сегодня. Мое терпение и смирение закончилось где-то в приемной травматологии.

— В доме были посторонние! — я не повышала голос, но произнесла каждое слово отчетливо, давая понять, что они могут считать меня кем угодно, но в том, о чем говорю, я уверена на все сто. В этот момент в улицу буквально влетел еще один джип с логотипом охранного предприятия на дверях и капоте.

— О, наши примчались, — немного растерянно пробормотал один из стоящих передо мной оппонентов.

Из вновь прибывшей машины повысыпал народ с оружием наперевес, началась суета, и ворота, наконец, открыли. Несколько человек ломанулось с проверкой внутрь, только для того, чтобы вернуться и сообщить, что дверь на самом деле вскрыли, но сейчас в доме пусто. Те, кто приходил сюда, ушли без всяких препятствий. Мужчины о чем-то между собой говорили, я не все термины понимала, но основное до меня дошло. На одном из самых удаленных объектов с тревожными кнопками, находящихся под охраной их фирмы, устроили ложную «сработку», и опергруппа, как и положено, помчалась туда. А когда пришел сигнал из коттеджа, они находились слишком далеко и приехать смогли только через полчаса, вместо положенных семи — десяти минут. Машину со спящим внутри Арсением загнали во двор и закрыли ворота. Я зашла сама, стараясь не особо путаться под ногами. Не то чтобы на меня никто не обращал внимания, нет, наоборот, я видела, что с меня глаз не сводят, но в тоже время ощущала себя какой-то мебелью, с которой не могут определиться, что делать. Все охранники что-то обсуждали с деловитым видом, кто-то пытался безрезультатно дозвониться дяде Максиму, в настежь распахнутые двери нашего дома входили и выходили, у всех были серьезные лица, но при этом создавалось общее впечатление хаоса, отсутствия основного стрежня в общих действиях. Все мужчины вокруг меня явно были профи, но еще и совершенно очевидно, что они пока не очень понимали, как повести себя в данной обстановке, и явно дожидались указаний. Видимо, необычность и неловкость ситуации придавал тот факт, что все случившееся касалось их непосредственного начальства, и брать на себя ответственность в случае неверного решения не особо кому и хотелось. Я подошла ближе и заглянула в дом. Даже отсюда был виден бардак, зеркальные осколки, и резко воняло краской. Сигнализация была раскурочена, будто по ней треснули чем-то тяжеленным, а на стене виднелась какая-то надпись с потеками, но с моего места ее невозможно было разобрать. Боже, даже представить не могу, как мама сюда сможет вернуться!

— Всем внимание! — во двор вошел наш с Сеней давешний водитель, а я и не успела за общей суетой заметить, когда и вышел. — Дальше по улице через пару домов стоит тачка тонированная. Номера не местные. Похоже, пасут.

У меня от этой новости даже колени задрожали. Ладно, в дом влезли, но вот от мысли о том, что никуда эти мерзавцы не ушли, а спокойно сидят и наблюдают за произведенным на всех эффектом, даже тошнить начинало.

— А ну, пошли их оттуда выбьем и на асфальте разложим, — разгневанно рыкнул рыжий здоровяк и двинулся на выход, и несколько человек последовали за ним.

— Стоять, Мореев! — затормозил его водила. — Даже если, и правда, пасут, ты что им предъявишь? Мы частная охрана, у нас нет права даже доки у них затребовать. На каких, мать его, основаниях? Простите, девушка, — сверкнул он в мою сторону глазами с выражением «чего стоишь тут, уши греешь?»

— Ну, а что ты предлагаешь, Молотов? Топтаться тут и сглатывать, что они сидят и глумятся там, довольные после того, как шефу дом испохабили? — вмешался относительно молодой парень из группы поддержки рыжего.

— А ты считаешь, что шефу будет приятнее нас из ментовки вытаскивать, когда вы обосретесь, и они на вас же и заяву накатают за