я всегда уделяла не менее получаса — промыть дважды, бальзам, маска для волос, тоник, все дела. А еще я, кажется, умею сконцентрироваться на самом главном: запасная пара белья, джинсы (что б я еще хоть раз в своей жизни одела шелковый комбез!!!!), пара футболок, ветровка, удобные кеды, рюкзак и… да, пожалуй, в этой комнате все. Так. Сеня. Что там в его шкафу? Хм, а он у меня аккуратист, смотри ты, так и не скажешь. Ладно, вся лирика потом. Итак: запасная пара белья, упс, презервативы… все мужчины хранят их повсюду? Ай, ладно, тоже пригодятся, джинсы, пара футболок, ветровка, удобные кроссы. Готово. Время — 18 минут с того момента, как поднялась на второй этаж. Вниз, проверить Сеню.

На кухне сидели опять же наш водитель, пассажир и еще трое из вновь прибывших, наверное, потому что я не помню их лиц среди нашей группы сопровождения. Дрожь в коленях и акробатический переворот желудка стали очередным напоминанием о том, как же я не люблю участвовать в спорах и отстаивать свое мнение. Но потом я напомнила себе, что, черт возьми, это мой дом, моя кухня, моя жизнь и мой мужчина. Ну и что, что это не навсегда! Какое это имеет значение прямо сейчас? Правильно, никакого! А значит, я имею право и буду сама решать, как поступать с этим всем моим. Разжав судорожно сжатые кулаки и резко выдохнув, как будто собиралась глотнуть чего-то реально крепкого, я шагнула в кухню. Подойдя к ним с хозяйским видом и присев на свободный стул, начала быстро и четко излагать услышанный ранее план спасения рядовых «Райнов». Смотреть я при этом старалась строго перед собой, усиленно избегая чужих взглядов и не желая видеть выражений их лиц и, наверное, выглядела из-за этого слегка окосевшей. По окончанию монолога меня ждала оглушительная тишина, и я, наконец, решилась обвести присутствующих глазами. Ну, что сказать? Мужчины не выглядели радостными и восторженными. Секунд пятнадцать на меня смотрели как на умалишенную, а потом лицо пассажира нашей машины скривилось, как при подкрадывающемся чихе, и он… громогласно расхохотался, хлопая ладонью по столу и даже пытаясь постучаться об него лбом.

— О-о-о-й, нимагу-у-у-у… Мужики, мля-а-а, ща грыжа выскочит. — Остальные коллеги, давясь хохотом и прыская в могучие кулаки, старались не встречаться со мной взглядами, выражение которых прочитать было нетрудно — ну куда ты, девочка в розовой футболочке, лезешь.

Я молчала, выпрямившись и скрестив руки на груди и ожидая, пока первый приступ смеха пройдет, и считала про себя, не позволяя этим неандертальцам сбить себя с намеченного плана. А потом продолжила:

— Послушайте, я уверена, что ваши противники — такие же суровые бруталы и вояки до мозга костей, — говорила нарочно негромко, вынуждая к себе прислушиваться. — Они думают, как вы. Мыслят, как вы, имея, скорее всего, такой же, как у вас, опыт. И ожидают они от вас определенного типа реакций. Мне, если честно, даже сложно представить — каких, да я и не хочу забивать себе этим голову. Она у меня не под это заточена. Именно поэтому им и на ум не придет, что вы в такой момент выпустите бразды правления из своих рук и позволите какой-то пигалице разрулить ситуацию. Вот вы бы на их месте подобное представили себе?

Было странно объяснять такие для меня очевидные вещи взрослым, опытным мужикам. Но мы с Киром столько раз проходили подобные «зарядки для ума» при чтении и разборке очередного сценария нового боевика, что я, зная совершенно точно, что кино и жизнь — две большие разницы, при этом была совершенно убеждена в собственной правоте и правоте подруги. Да, план был Лесин, а осуществить его мы должны были вдвоем, с привлечением чисто мужской физической помощи всего один раз.

— Ром, а ведь, и правда, дело говорит девушка, — не особо охотно признал наш водитель. — Такого точно никто не будет ожидать. И нам реально лучше сейчас их спрятать, а самим спокойно разобраться. А здесь, случись что, куда мы его уложим? В чугунную ванну?

Один режиссер, подпив слегка, жаловался мне, что задуманные им сцены люди видят совершенно, вот просто абсолютно по-другому, не так, как он планировал. Я не планировала ничего, но следующие кадры, честное пионерское, ужасно хотела бы увидеть глазами тех, кто наблюдал за родительским домом из окон тонированного огромного джипа, стоявшего метрах в двадцати от нашей калитки. Если, конечно, охранники не ошиблись, и там действительно находились наблюдатели, основная цель которых нахально давить на психику самим фактом присутствия.

Сотрясая воздух децибелами неумирающего «Прилетит вдруг волшебник» из открытых окон, к соседнему с нашим домом подъехал «пирожок» — то ли старый «Москвичонок», то ли новый «Рено» — разобрать модель и марку разрисованного зелеными гиппопотамами, ядовито-розовыми маленькими пони, шариками и бабочками автомобильчика было совершенно нереально. За рулем транспорта сидел… кошак — огромный, шерстяной, толстенный полосатый кошак. Нет, понятно, что это был просто костюм кота, надетый на водителя, но увидев такое соседство на дороге, я бы, ей Богу, вильнула на обочину от греха подальше. Машинка, останавливаясь каждые три метра — очевидно, давая возможность аниматору прочитать адрес, наконец, доползла до высоких кованых ворот соседей, неуклюже покрутившись и заезжая на лелеемые соседкой тетей Машей клумбы с отцветающими тюльпанами, развернулась носом к наблюдателям и заглохла, дернувшись перед этим вперед. «Кошак» выполз, огромной перчаткой попытался поправить наверняка заползшие куда не просили труселя под костюмом, потом ощупал себя, подтянул то ли живот, то ли грудь — в нечеловеческих пропорциях развлекательной амуниции легко было спутать эти части тела — и полез открывать задние дверцы, откуда под его же нечеловеческий вопль: «Мля-я-я, ну скока просить можно, связывайте вы их!» начали величаво выплывать десятки и десятки разноцветных и разнокалиберных воздушных шаров. Огромное облако всех цветов радуги буквально заполонило все окружающее пространство, от него рябило и сливалось в глазах, обращая все в беспрерывно движущуюся кашу. Шарики летали, некоторые застревали в богатейшем кусте цветущей сирени и тут же лопались, «кошак» крутился и вопил, Владимир Ферапонтов продолжал грустить под музыку Владимира Шаинского о редкости отмечаемого праздника жизни, выскочившая на вопли огромная «тетя Маша» в бигудях, цветастом махровом халате и с зеленой маской на широком лице, узревшая потоптанную наглыми шинами разрисованного уродца клумбу, включила басок на полную мощность. Из наших ворот на производимый у соседской калитки шум вывалилось пятеро охранников и стали распинывать шары, которые, совершая круги, упорно возвращались на прежнее место, материли кошака-переростка и добавляли суеты