того, что в ней станет одним улраджи меньше. Карина лишь горела решимостью спасти юношу, которого любила. Озеро поглотило ее так же жадно, как и его.

Третья: неведомо как попавшее сюда создание подбежало к берегу и всмотрелось в черную воду. Странно, что оно вообще здесь появилось – гиены обычно не заходят так далеко на запад, – но никто на вершине горы этому не удивился, поскольку никто ее не видел.

Никто ее не видел, однако все услышали ее смех, когда Гиена запрокинула голову к небесам и разразилась им, в то время как Малик и Карина тонули, приближаясь к сердцевине мира.

Они погружались в темную воду – вниз, перемещаясь в то место, которое мало кто видел и о котором мало кто знал. Для Малика, верившего в богов и Великую Мать, это было как прикоснуться к божественному. Для Карины, которая ни во что такое не верила, это было как укрыться одеялом после долгого дня – ты устал, но тебе тепло и хорошо.

Это было похоже на любовь и все чудесные вещи, которые приходят вместе с этим чувством.

Сердцевина мира встретила их с радостью и смущением – ведь время для Обряда Обновления давно прошло, и даже если бы это было не так, здесь собралось уже слишком много душ.

От Малика отделилось еще одно существо. Из-за этого их падение замедлилось. И в конце концов они повисли посреди одновременно созидаемого и сокрушаемого мира.

– Время еще не пришло, – сказал Идир, и сердцевина мира загудела, одобряя этот акт истинного самопожертвования. – Для вас двоих время еще не пришло.

Малик и Карина, оказавшись между жизнью и смертью, не могли помешать Царю Без Лица вытолкнуть их вверх, в мир живых, как не могли помешать и магии забрать то, что осталось от духа Царя Без Лица, для составления нового соглашения между мирами – но не о воскрешении или обновлении, а какого-то совершенно иного.

49. Карина

Когда Карина пришла в себя, небо над ее головой сияло синевой. Ее воспоминания о том, что произошло после их с Ханане падения на землю, были похожи на изнанку большого гобелена – их казалось невозможно осмыслить, пока не посмотришь на лицевую сторону.

Она смутно помнила, как обрушила на нежить гнев небес, как потом, не в силах больше сражаться, смогла достучаться до Ханане, и та вернула себе человеческий образ. Помнила, как, с огнем в ладонях и отчаянием в глазах, к ним бежал Иссам – а затем вдруг он и остальные Стражи вдруг замерли, словно изваяния.

И она помнила, как похолодело у нее в груди, когда Малик упал в озеро. Ей даже не пришлось выбирать, прыгнуть за ним или нет: они через столько прошли вместе, что, Карина сейчас поняла это, она при любых обстоятельствах бросилась бы его спасать, как и он ее.

А потом все как-то… расплылось. Карина подозревала, что, даже если она потратит всю оставшуюся жизнь на то, чтобы вспомнить, что она испытала в сердцевине мира, у нее ничего не получится. Возможно, это к лучшему. Некоторые истины, рожденные во мраке, должны там и остаться.

Сейчас значение имело только то, что она по-прежнему жива и что мир тоже жив, – учиненные нежитью разрушения не вышли за пределы этой горной вершины. И рядом с ней, согнувшись на черном камне, лежал Малик – ее великолепный, щедрый, скромный Малик.

Но он лежал слишком тихо. Не шевелился.

Сердце застучало у Карины в ушах. Она перевернула Малика на спину.

– Малик? – Она потрясла его за плечо. – Нет, нет, ты же не мог… Малик! Нет!

Она снова и снова звала его по имени, надавливала ему на грудь, целовала в лицо – но Малик не приходил в сознание. Зрение Карины затуманилось от слез, она трясла и трясла его, потому что ведь это невозможно, они пережили конец света не для того, чтобы он сейчас умер.

А затем она ясно ощутила, как его сердце стукнуло в последний раз. Оно не выдержало тяжести магической мощи Царя Без Лица. Связь между ними разорвалась.

Карина почувствовала, как он умер.

В сердце Карины вошли боль и горе и пропитали его насквозь. Она перестала соображать. Ханане попыталась оттащить ее от трупа Малика, но Карина ее оттолкнула – она его не оставит, она не может его оставить.

С животным криком Карина обеими руками ударила Малика по груди.

С ее ладоней сорвалась чистая энергия и разлилась по его мертвому телу. Она в ужасе отпрянула. Перед ее внутренним взором пронеслись образы сгоревших, обугленных людей. Но Малик забился в судорогах. Одна судорога, вторая, третья. Его глаза открылись, он шумно вздохнул.

– Я… что… Карина? – пробормотал он и посмотрел на нее. Его глаза были… карими. Они потеряли тот чернильно-черный цвет, который так любила Карина, и приобрели теплый, насыщенный коричневый оттенок освещенной солнцем древесной коры.

Испустив сдавленный крик, Карина бросилась ему на грудь. Он скривился от боли, но обхватил ее одной рукой и прижался лицом к ее шее. Он что-то прошептал, но она не расслышала и с неохотой оторвалась от него. По щекам у нее текли слезы.

– Что? – шмыгнув носом, спросила она.

– У тебя волосы… почернели.

Он взял одну ее вьющуюся прядь и показал Карине. Ее волосы потеряли серебряный оттенок, характерный для всех Алахари, и стали самыми обыкновенными – черными, блестящими. Возможно, раньше Карину это расстроило бы, но сейчас ей было все равно. Она забрала прядь из пальцев Малика и прижала их к губам, наслаждаясь его смущенным видом. Ей хотелось расцеловать его с ног до головы – и наплевать, если это увидит весь Сонанде.

От мыслей о поцелуях и о том, куда они могут завести, Карину отвлек удивленный возглас.

Все на вершине горы с изумлением глазели на парящую в небе стаю неведомых существ. Они различались по размеру и форме – среди них были небольшие бонсамы и крупные упыри, ифриты и шетани. В небе летали и твари, которым Карина не смогла подобрать название. Малик посмотрел вверх и увидел, как новые существа опасливо заглядывают в наш мир через трещины в небе, пробитые ударами когтей нежити.

– Ты видишь темный народец? – прошептал он. Карина молча кивнула – она была так поражена, что не могла вымолвить ни слова.

– Разрыв в пелене между мирами, созданный Обрядом Воскрешения, затянулся, – прошептала Ханане. Она смотрела куда-то вдаль – в ней еще обращалась сила, соединявшая ее с нежитью. – Нет,