удивление, еще чует на своих плечах. Он падает навзничь, но руки его, распластанные по земле, касаются порога; и тут дверь отворилась сама собою. В тот же миг неиссякаемый свет залил церковь и все пределы замка. Увидев, как разбегается тьма, девица едва не обомлела от радости. Она спустилась в церковь вместе с мессиром Ивейном, как видно, излеченным от всех своих ран счастливым исходом приключения. Они подошли и подняли Лансе-лота; девица отвязала ему шлем, и мало-помалу он пришел в себя. Они взяли его и перенесли к алтарю; там они сотворили краткую молитву и вместе вышли из храма.

Их окружила многолюдная толпа, исполненная ликования и благодарности. Победителю воздавали почести, как будто он сам Господь Бог. Те, что пришли ему поклониться, были худы и бледны, подобно всякому, надолго запертому в глубоком мраке. Один старик сказал Ланселоту:

– Сир, соблаговолите сделать еще одно усилие и пойти за мной, вы узнаете новое приключение.

Ланселот поднялся еле-еле и вошел на кладбище со стариком, который подвел его к красивой мраморной гробнице. Едва он увидел ее, как ощутил себя исцеленным и бодрым, как накануне испытания в храме.

Жители замка, обязанные ему своим избавлением, умоляли его остаться на ночь у них; он не мог устоять.

Прежде чем он уснул, девица не преминула рассказать ему, отчего завелся этот пагубный уклад. Мессиру Ивейну понадобились действенные примочки, чтобы раны его закрылись и чтобы он имел силы сесть на коня в одно время с Ланселотом. Девица по-прежнему ехала впереди, задумав проводить их пока еще не в Печальную башню, а в Долину Неверных Возлюбленных.

LXXXI

Доехав до Капеллы Морганы, они нашли там оруженосца прекрасной госпожи Бланкастельской; следует помнить, что он отказался пойти за герцогом Кларенсом. Он спросил, намерены ли они догонять своих отважных спутников.

– Разумеется, – ответил Ланселот, – к тому же мы хотим по себе узнать, не утратит ли однажды свое имя Невозвратная долина.

Ланселот, мессир Ивейн и девица спешились и подошли ко входу в ограду, сотканную из ложного тумана. Желая сберечь Ланселота для подвига в Печальной башне, девица обращалась по большей части к мессиру Ивейну.

– Неудача герцога Кларенса вас не остановит, – сказала она, – ведь ваша доблесть у всех на устах. Тут-то и есть опаснейший шаг во всей Великой Бретани, мне ли не знать; рыцари, которым хватило духу войти сюда, до сего дня не могут найти пути обратно. Если вам посчастливится больше, вам останется только догнать Ланселота у замка Карадока.

В надежде предать забвению недавнюю свою неудачу, мессир Ивейн был рад испытать на себе Невозвратную долину. Он смело ступил за туманную ограду, а девица пошла за ним следом, указав Ланселоту дождаться ее. Увы! мессир Ивейн был не счастливее герцога Кларенса. Ему удалось преодолеть стену с двумя драконами-стражами, но на мосту он был повержен, разоружен и водворен туда же, куда и прочие пленники. Девица, видя, что он вполне устроился в замке, вернулась к Ланселоту.

– Мессир Ивейн, – сказала она, – как и все прочие, заплатил свою дань Долине Неверных Возлюбленных. Чтобы выйти отсюда с победой, надобны иные добродетели, кроме доблести.

– Спору нет, сударыня, я не обладаю всеми добродетелями, присущими примерному рыцарю; но о которых вы изволите говорить?

– О тех, что не дают влюбленному рыцарю нарушить верность своей избраннице.

– А что будет с тем, кто уверен, что наделен этими добродетелями?

– Он снимет заклятие с Долины и вызволит две сотни рыцарей, заточенных в ней. Поверьте мне, сир, не беритесь за столь тяжкое испытание; его неуспех не позволит вам приложить силы к освобождению мессира Гавейна. Есть ли на свете хоть один человек, рожденный женщиной, кто был бы чист от всякой неверности своей сердечной подруге?

– Ей-богу, – сказал Ланселот, – время покажет, рожден ли такой или вовсе не родится. Идите за мной и ничего не бойтесь.

Она пошла за ним, отнюдь не ожидая добра от столь нелегкого испытания.

Ланселот добрался до драконьей стены. Он спешился и положил свою глефу на землю. Когда он собрался пройти, драконы метнулись и когтями загородили ему дорогу, изрыгая потоки пламени. И вот он метит первому между глаз и бьет своим славным мечом; но меч отпрянул, не взломав чешуи. В досаде он хотел отбросить меч, но рассудил, что тот еще может сослужить ему службу; тогда он прячет его в ножны и, держа щит перед глазами, заслоняя их от пламенного дыхания дракона, он идет на него, хватает за шею, прижимает к стене, а другою рукой вырывает язык. Чудище упало и замерло. Ланселот принялся за второго, которому цепь не давала прийти на помощь первому. Дракон вонзает когти ему в плечи, но щит и кольчуга берегут его и позволяют взять дракона за горло; и он сжимал его перчаткой, пока вовсе не удавил.

Подобрав глефу, Ланселот подъехал к реке, куда упал мессир Ивейн. Доска, по которой предстояло перейти, была длинна и довольно узка; пока он к ней примерялся, он увидел на том берегу пятерых рыцарей в доспехах.

– Вы решили преградить мне дорогу? – воскликнул он. Не получив ответа, он снимает с шеи щит и, держа его в вытянутой руке, идет шагом осторожным, но твердым. На середине переправы один из рыцарей подступается к нему с глефой в руках. Ланселот выставляет щит ему навстречу, и лишь только острие туда вонзилось, он тянет древко на себя и скидывает в воду копье вместе со щитом; потом он нацелился на рыцаря, угодил ему в горло и вытолкнул его на берег. Двое других караулили у схода с моста; он подходит, бьет их верной рукой и повергает наземь; но, уложив их на лужайку, падает и сам; он уже поднялся, когда первый рыцарь, не в меру понадеявшись на остаток своих сил, снова идет на него шаткими шагами. Ланселот пронзил кольчугу рыцаря железом своей глефы, во второй раз сбил его долой, обхватил и поволок обратно, бросив в реку. Он изготовился к новым поединкам против последних двоих; но напрасно он их высматривал: их не было видно.

– Вы не знаете, – спросил он девицу, по-прежнему шедшую за ним следом, – куда делись эти два негодяя?

– Не знаю; но пусть лучше приключения бегают от вас, чем вы от приключений. Вперед; и пускай так же сгинут остальные шампионы Невозвратной Долины!

Только тогда Ланселоту пришло на ум снять перчатку с левой руки и обнажить камень кольца, некогда данного ему Владычицей Озера[256]. И сразу пропали и вода, и доска,