горе и страдания. Семьи с имуществом и детьми иногда сутками сидели на вокзалах или ссаживались прямо с поездов. Многих переселенцев неприветливо встречали на родине. Нередко возникали драки, а иногда и поножовщина. Массовые беспорядки в Грозном доходили до того, что разъярённый народ нечеченской национальности занимал правительственные учреждения и требовал, чтобы Грозный, как и в дореволюционные времена, оставался русским городом. Их аргументом было то, что он вырос из русской крепости, построенной при генерале Ермолове. Правда, при этом забывалось, что на её месте были когда-то чеченские аулы. В 1958 г. были ещё живы свидетели того времени, когда чеченским купцам и специалистам разрешалось селиться в Грозном и ряде других городов только с разрешения властей. Тогда их численность в Грозном составляла всего несколько процентов. Восставший народ требовал, чтобы в Грозном был установлен лимит численности для местного населения не более 10 %.

Вместо поисков приемлемого компромисса Хрущёв применил единственную усвоенную им тактику, а именно полицейско-террористическое разрешение всех возникающих проблем. В республику для подавления мятежа была направлена армия, и введён комендантский час. Сколько при этом погибло людей, остаётся тайной, ведь прятать кровавые «концы в воду» Хрущёв был мастер.

Начало активно разворачиваться строительство социальных объектов — школ, детсадов, больниц и т. д. В первую очередь, старались закрепить в республике русских, грузин, осетин и др. Было принято решение об увеличении бюджетного финансирования республики. Но это, как и все хрущёвские начинания, осталось лишь благим пожеланием. В итоге к 1961 г., когда подавляющая часть депортируемых вернулась на родину, процент вайнахского населения в республике достиг около 41 %, тогда как до депортации составлял 58,4 %[572]. В Грозном была примерно такая же картина. Вскоре процесс бытового вытеснения инородцев с территории Чечни начал набирать обороты. К концу хрущёвского правления количество русских и других «чужаков» стало как до депортации, в районе 40 %.

Заложить прочный фундамент межэтнических отношений, как и следовало ожидать, малограмотный «дипломат» Хрущёв, конечно, не смог. В дальнейшем противоречия в отношениях с Чеченской автономией только нарастали и привели к двум кровопролитным войнам (1994–2009), в ходе которых, по весьма противоречивым данным обеих сторон, погибло от 30 тыс.[573] до 160 тыс. мирного населения[574]. При этом доля русского населения в Чечне упала до 0,8 %. Хрущёву же за этот пущенный на самотёк процесс, далёкий от логичного завершения, там установлен памятник. Очевидно, как «освободителю» от депортации, за которую он, в отличие от Лаврентия Берии, голосовал в 1944 г., будучи членом Политбюро. Удивительно, что не Сталин или Молотов, подписавший депортацию, не Микоян, «умывший руки» в вопросах обеспечения депортируемых, а исполнитель приказа Берия, представлявший видимую часть скрытого от глаз «айсберга», стал, пожалуй, самой ненавистной личностью для вайнахов.

О глубинных качествах Берии можно судить в годы руководства им оборонной промышленностью во время войны и особенно в течение семи последующих лет при создании ядерного щита, за который он, имея абсолютную свободу действий, отвечал головой. Невероятные темпы роста военного производства, а также ядерный триумф были достигнуты им без репрессий. За время руководства Спецкомитетом Берией были просмотрены и утверждены тысячи документов. Причём по большинству из них взвешивались различные точки зрения и выбирались оптимальные решения. Все, кто тесно работал с ним в эти годы, включая будущего многолетнего министра среднего машиностроения Е.П. Славского, президента АН СССР И.В. Курчатова, академиков Ю.Б. Харитона, А.Д. Сахарова, С.П. Капицу и др., восхищались его работоспособностью и сочетанием строгости и человеческой заботы не только о членах Спецкомитета, но и об их родственниках. Многие работали не за страх, а за совесть, стимулируемые не только весомыми премиями (в том числе в виде машин, квартир и дач), но и грандиозностью решаемых задач. В результате в разорённой войной стране были созданы сверхсложные атомные реакторы и новые отрасли промышленности. Наш триумф в этой области можно сравнить, пожалуй, с неожиданным для всего мира полётом в космос Юрия Гагарина, славу от которого присвоил себе целиком Хрущёв.

Никто при этом не сказал доброго слова в адрес оболганного «шпиона», вывезшего в 1945 г. из-под носа американцев крупных немецких учёных-ядерщиков и ракетчиков во главе с нобелевским лауреатом Густавом Герцем. В результате в советском атомном проекте участвовало 324 немецких специалиста, 108 из которых прибыли из Германии, 216 — из числа военнопленных.

Немецкие учёные работали в СССР в том числе ради идеи — ядерного паритета с Америкой. Благодаря неустанному вниманию Лаврентия Берии и его аппарата, они были обеспечены всем необходимым как для спокойной работы, так и для быта, что подтверждается большим количеством их мемуаров и воспоминаний. Группы учёных под руководством Манфреда фон Арденне, Густава Герца, Роберта Дёппеля и Николауса Риля помогли Берии выиграть драгоценный год в начатой Америкой ядерной гонке, уже уничтожившей японские города.

По поручению Берии из Германии в СССР в 1945 г. также были вывезены предприятия и учреждения немецкой атомной промышленности, занявшие «7 эшелонов — 380 вагонов…». Большую службу сослужили найденные НКВД и доставленные из Германии фрагменты первых в мире баллистических ракет «Фау‑2». Но главное, это, конечно, созданные Лаврентием Берией научные коллективы, построенные предприятия и большей частью засекреченные, весьма благоустроенные для того времени города, далёкие по своему облику от кварталов примитивных хрущёвок.

Разумеется, живущие в ГДР физики из карьерных соображений во времена Хрущёва обязаны были повторять дежурные «мантры» в адрес «злого» Берии. Но никто не назвал ни одного факта их преследований и наказаний, не говоря об арестах.

Более того, Берия категорически запретил нашим служащим разводить политическую агитацию. Даже прошлая принадлежность к нацистской партии не имела никакого значения и не отражалась на отношении к учёному или конструктору со стороны руководства. Разумеется, это была мудрая установка циничного по отношению к любым партиям, ориентированного исключительно на дело Лаврентия Берии.

Высокая зарплата немецких учёных и отличное снабжение в секретных «коммунистических городах» позволяли им отправлять посылки на Родину, а также вести переписку. При этом к адресатам просачивалась ненароком и секретная информация, позволяющая хитрой западной разведке делать из писем выводы о стадии наших разработок. И только после первого, досрочного испытания бомбы Запад понял, что утечка «секретной» информации была бериевской игрой.

После успешного испытания участники проекта были представлены к высоким правительственным наградам. Многим, в том числе и немцам, были вручены машины и дачи. Впоследствии, с разрешения советских властей, большинство немцев, получив компенсацию за недвижимость, покинуло СССР.

Берия, далёкий от догматического восприятия коммунистических идей, благодаря многолетнему руководству разведкой и решению сложнейших практических задач, прекрасно знал, как устроены эффективная западная экономика и система управления государством. Поэтому газетными статьями