доволен твоими успехами в учебе и в музыке. Но запомни, мой сын, что знания и успехи достигаются только трудом, упорными занятиями. Само ничего не приходит, всего нужно добиваться.

Вот видишь, мой сынок, я пишу грамотно, и это только потому, что я всегда учился, много читал еще в детстве, старался побольше узнать, был послушным мальчиком, не шалил слишком много, всегда отлично выполнял заданные мне уроки, слушался и никогда не огорчал своих родителей и учителей.

Советский человек должен быть дисциплинированным, честным, культурным, хорошим во всех отношениях. Только таким ты и должен быть.

Ведь я скоро приеду, посмотрю сам: какой ты есть, мой сын!

Ты плохо кушаешь, а ведь стыдно тебе, большому мальчику, кушать с ложечки, подаваемой бабушкой. Я горю со стыда за тебя, сыночек! Надо бросить эти капризы, нехорошо так, очень нехорошо… Мальчик не должен слишком разбираться в пище, он должен есть все, чем побольше, и конечно, сам, без помощи бабушки или мамочки, — тогда можно надеяться, что он будет настоящим мужчиной.

Я хочу, чтоб ты перестал волновать мамочку и бабушку своими чрезмерными шалостями, — ты должен обещать мне это!

Ты должен понять, что мамочке с бабушкой сейчас тяжело, — я не могу приехать домой, — ты должен поэтому помогать им, облегчать их жизнь, радовать их своим примерным поведением и успехами в занятиях.

Я крепко надеюсь на тебя, мой сын, считаю, что ты не подведешь меня. Ты должен взять себе за правило: быть внимательным на уроках в классе и у учительницы, слушать, выполнять и запоминать все, что говорит и показывает учитель, и, безусловно, приготавливать все заданные тебе уроки, и, конечно, слушаться мамулю и бабушку, поменьше шалить и побольше самостоятельно кушать.

Тогда уж я тебя похвалю от всей души и буду доволен тобою, моим любимым сыном!

Пиши мне обо всем: о своих товарищах, об играх, об учебе, об успехах, об отметках, о книгах, прочитанных тобой, о мамочке, бабушке, о вашей жизни.

Целую тебя крепко, твой

ПАПА.

23/1 — 46 г.

Дорогой Семик!

Вот я снова дома. Все минувшее, как сон… прошло, и не верится, что встреча наша была самой настоящей, близкой. Все так быстро прошло и кончилось… опять я вернулась к прежней своей действительности. Сердце мое полно и радости и некоторой удовлетворенности после нашей встречи, но необходимость и дальнейшей разлуки откладывает такую печать, что трудно себе представить.

В поезде, еще когда я ехала домой, я чувствовала, что потеряла опять тебя, все дорогое мне. Что же это? Когда же настоящая радость вернется к нам?..

Ты уже знаешь, что я сумела 20-го числа выехать. В Решетах мне помогли сесть в тамбур поезда женщины, где я останавливалась. Доехала до Еланской стоя, конечно замерзла жутко, так как продувало со всех сторон.

В Еланской не стала искать адресата, где мне советовали остановиться, т. к. было поздно — 10 ч. вечера. Решила переждать ночь на станции. Кстати, проходил поезд на Москву и я решила понаблюдать посадку и выявить возможности получения билета. Поезд пришел в 11.40 веч., касса не продала ни одного билета, очередь безнадежно выстаивает по несколько суток. Я решила попытаться подействовать на проводников. И, к моему счастью, мне это удалось. Заплатила большие деньги и получила возможность ехать даже в плацкартном вагоне. Все детали пути — невозможно описать, — они полны страха, омерзения и всяких неприятностей. Но все уже позади — я дома и так быстро. Наверное все у вас там удивляются этому. Но ты знаешь, я так привыкла энергично действовать именно тогда, когда я остаюсь совершенно в одиночестве, что я лично считаю, что это даже нормально. Никакими услугами мне не пришлось воспользоваться и я этим особенно довольна. Домой приехала в 12 ч. ночи 26-го, т. е. в субботу. Явилась ночью так внезапно, что все наше «семейство» повскакивало и просидели всю ночь без сна. Я за дорогу так устала, но рассказать все до деталей, — было самым горячим желанием. Марик спал в кроватке, но, наверное, почувствовал мой приезд и проснулся тоже.

Радости было много. На утро я сходила в баню, позавтракали и тут же пришли Паша и Роза. Надо было им снова все рассказать. Встретилась я с ними просто и дружелюбно. Оказывается в мое отсутствие они тоже заходили к нам.

Когда пришло твое письмо вскоре после моего отъезда, — они приходили его читать, затем интересовались телеграммами. Все было бы хорошо, но вся радость моей поездки омрачилась сильным ухудшением здоровья Марика. Я тебе говорила, что просвечивание показало затемнение правого легкого, сделали еще и еще. Затем сделали «пирке» — результат был положительный. Вчера я была с ним на приеме у врача в тубдиспансере, где его поставили на учет. Врач успокаивает, что еще не опасно, возможно, что все рассосется. Из-за этого я не нахожу себе покоя, что делать?

В питании Марику — нет ограничений, все время в мое отсутствие мама доставала рыбии жир. Вчера Паша еще тоже принесла ему бутылочку рыбьего жира.

Врач говорит, что надо много гулять на воздухе, хорошие квартирные условия и проч. А у нас скоро будет жуткая сырость. Душа рвется. Надо менять срочно комнату, надо думать уже о даче, надо впрягаться в работу, чтобы погасить все долги и накопить к лету денег для дачи. Столько самых необходимых дел.

Хочу показать Марика хорошему профессору, но пока еще не знаю кому.

На работу еще не ходила — думаю мне продлили отпуск, хочется еще пару дней отдохнуть после дороги, но еще не знаю удастся ли. Вчера была Нинза, сидели до 2-х ч. ночи — опять рассказывала обо всем происшедшем.

Ну вот — пока все.

Целую тебя крепко, крепко — твоя Лика.

В Кирове купила себе хорошие валеночки и Марику теплые тапки.

Большой привет Саше, Францу, Володе и Герм. Наум.

29.1.1946 г.

Дорогая моя Лидука! Сегодня получены твои телеграммы о благополучном приезде домой. Какая радость, какой праздник у меня!

Все это время мысли только с тобой, моя родная, только о тебе… Погода отражала мое настроение… Со дня твоего отъезда и до 27-го числа дул сильный ветер, пуржило, заносило снегом; вечером 27-го ветер стих, наступила ясная морозная погода, — хорошо… Хорошо и у меня сейчас на душе! За тебя я спокоен,