могу с этим согласиться. Ты привык так рассуждать, т. к. тебе пришлось бороться за существование, но я, несмотря на всю тяжесть своих условий — никогда не принимала помощь от людей, которые не искренне ко мне относятся. Зачем это надо? Пусть будет тяжелее, но зато своими силами и уменьем достигается благополучие. Вчера я хотела с Мариком пойти к Паше, но она позвонила С.М., чтобы я не приходила, т. к. она уйдет в свой Университет. Просила прийти сегодня в воскресенье, но сегодня мы приглашены к Нинзе на день рождения ее дочки, поэтому опять откладывается визит.

Семик, ты спрашиваешь каким я нашла тебя после такой долгой разлуки. Пожалуй, что все таким же, как и был. Внешне ты выглядишь хорошо, я и не могла ожидать этого. А в смысле содержания тебе похвалиться нечем, ты рассуждаешь все также, по-мальчишески. Во всех твоих выражениях, в письмах и даже в тех беседах, которыми нас осчастливили — промелькнуло, что ты еще далеко не чувствуешь себя ни отцом, ни даже серьезным мужем. Кругом все поверхностный взгляд на людей, на жизнь. К сожалению, ты не научился, мне кажется, узнавать людей. Это очень плохо. Гы не растил сына, — поэтому на переднем плане я, которую ты «снова полюбил, как 16 лет назад». А мне кажется, что я тебя не полюбила снова, я любила тебя всегда и эти восемь лет и раньше также одинаково, равно, без скачков.

И сейчас, повидавшись с тобой, я не почувствовала, что ты «особенный», я всегда любила тебя и люблю за все твое и хорошее, и плохое. Как можешь ты разводить небылицы, задавать какие-то глупые вопросы о моей неприкосновенности во время обратного пути… Ведь я только поделилась с тобой впечатлениями во время обратной дороги в двух-трех фразах. А ты наплел целую вереницу опасений и дурацких подозрений. Склонность к демагогичности не оставляет тебя в покое. Надо быть серьезнее. Также еще подумал ты серьезно о той посылке, которую просишь прислать тебе. Не буду объяснять, но, конечно, такой посылки я тебе не собираюсь делать. Надо понимать, что я хочу твоего возвращения в семью, приедешь — тогда и будем ознаменовывать этот день среди своих близких и родных. Гораздо было бы полезнее тебе написать еще и еще заявления, ходатайства, чтобы приблизить этот день, а не «заботиться» об «ознаменовании». Еще факт твоей крайней непродуманности в отношении учебы Марика. Ты думаешь, что бросить занятия по музыке — это выход из положения. Для того, чтобы ребенок не болтался зря, надо им все время заниматься, а я не имею возможности в этом. Лучше уж он будет занят своими делами. Вообще мне уже так трудно воспитывать сына — ты не представляешь

Менять комнату нашу надо, но смешно, что ты предлагаешь временно переехать в мамину. Неужели ты забыл, что мамина комната еще хуже нашей, тем более, что там несколько лет никто регулярно не живет, там так сыро — жутко.

Вот пока все то, чем я живу. Со здоровьем у меня — все благополучно, не волнуйся. Ждем тебя скорее домой. А пока пришли обещанное.

Большой привет всем, всем, кого я знаю.

Целую крепко.

Твоя Лика.

Не кори меня за излишнюю критичность по отношению к тебе, это только тебе и нам в пользу.

Решеты, 10.111 — 1946 г.

Лидука, дорогая. Ты заставляешь меня неописуемо волноваться, чем объяснить твое молчание? За все время я получил от тебя лишь одно письмо от 29.1 и все… Что уж я не передумал, какие только кошмары не чудятся мне…

Что-то случилось с тобой или с Мариком, или мамой?

Ликин, любимая моя женушка, после нашего свидания я ожидал, что ты будешь писать мне часто, ведь ты-то знаешь теперь мою жизнь, понимаешь значение каждого письма для меня.

Чем скорее пиши мне.

У меня все по-старому: на той же работе, здоров.

Крепко, крепко обнимаю и целую тебя и сына.

Т. Сема.

Привет всем родным.

Решеты, 14/111 — 1946 г.

Дорогая Лидука! Голову я уж совсем потерял в волнении и догадках о причинах твоего молчания. Казалось бы, что после нашего свидания связь между нами должна была бы упрочиться, ты не должна была бы заставлять меня мучиться в беспокойстве, а оказалось наоборот… Почему? Что случилось?

Не нахожу себе покоя, тревоге моей нет предела, буквально схожу сума, мерещатся всякие ужасы, самые жуткие картины… Не заболела ли ты после дороги, не случилось ли что с тобой, с Мариком, с мамой? Я получил от тебя одно единственное письмо от 29/1, ответил тебе большим письмом, писал еще, а ответа от тебя все нет и нет…

Ради всего святого, Ликин, скорей напиши мне, пришли телеграмму на имя Володи, чтоб я сейчас же мог получить ее, сообщи мне правду о случившемся, ничего не утаивай от меня.

Мне так тяжело стало жить после твоего отъезда, Лидука, если бы ты только знала!.. Твой образ не уходит от меня, тоска по тебе, родной моей и любимой, гнетет меня с неимоверной силой. Ты стала мне родней и ближе в тысячу крат, чем когда-либо раньше. Я переживаю такое чувство, как будто я тебя только что обрел, и ты пленила меня целиком, без остатка. Ты явилась ко мне, несчастному и страдающему, поверженному в прах нищему, как сказочная фея, добрая, мудрая, благородная, любящая!..

Ты совершила великий подвиг во имя нашей святой любви, и нет такой дани, которую я смог бы принести к твоим ногам, моя Лика!

Кто знает, когда кончится мое несчастье? Я все живу надеждами на апрель-май-июнь м-цы этого года. Мне думается, что в ближайшее время меня отпустят, желаемое кажется мне реальностью. 18.11 отправлено мое заявление в Ос. Сов., характеристика хорошая, ходатайство поддержано командованием. Что говорят в Москве по моему вопросу, есть ли какие основания для надежды на скорое освобождение? Спрашивала ли ты, где, обращалась ли ты к кому? В начале апреля я вновь напишу заявление, копию отправлю тебе.

Я живу все так же, на прежней работе, на старом месте. Чувствую себя относительно хорошо, только нервничаю очень из-за неполучения вестей от тебя и родных. Питаюсь я хорошо, за это время истратил больше половины, еще на 2 месяца обеспечен. Нужны мне сейчас: летний костюм (брюки и гамнастерка), тапочки,