– Да, но нельзя нарушать главное правило: если повернёшь назад – пропадёшь. Мы уже потеряли Агнию, ты же не хочешь теперь, чтобы и мы сами потерялись? Только пройдя Зелёный коридор до конца, можешь из него выйти.

– Не мы потеряли Агнию, а ты – из-за тебя всё пошло под откос, полетело в тартарары! Ты во всём виноват, ты! Твоё проклятие крови, будь оно неладно… Тебе вообще не надо было лезть в наши разборки с Репревом.

– Если бы я не вмешался, всё могло закончиться печально, – равнодушно ответил Алатар, продолжая идти.

– А, по-твоему, всё кончилось хорошо? – Астра был на грани истерики.

– Не очень, – признался Алатар. – Но могло быть хуже.

– Куда уж хуже! Всё могло быть просто чудесно, если бы ты…

– Астра, уймись! – процедил Алатар. – Ты начинаешь действовать мне на нервы. Что было, то прошло. Такова судьба.

– Нет, не приплетай сюда судьбу, – Астра встал, и Алатар, перестав слышать за собой, как скрипит снег под ногами кинокефала, тоже встал и обернулся через плечо. Астра продолжил: – Просто один бенгардиец не может держать свои чувства в узде. Какой из тебя учитель, чему ты собрался меня учить? Как жить и ни о чём не беспокоиться? Да и какой из тебя бенгардиец… Я начинаю сомневаться, что ты – тигр. Ты скорее змей в тигровой шкуре!

– Ты закончил? – смиренно спросил Алатар. – Потому что, если ты закончил, с твоего позволения, мы продолжим путь, – и, не дождавшись ответа, побрёл дальше по снегу, но вдруг снова остановился возле разбитого когда-то молнией на две половинки дерева и спросил: – Астра, будь добр, покажи мне карту.

– Карту тебе показать? – с издёвкой спросил Астра, вынимая из-за пазухи дневник Ориона, открыл его на середине, хрустнув корешком, и тут же захлопнул. – Ничего я тебе показывать не собираюсь, пока мы не отправимся на поиски Агнии и… Репрева. А если откажешься, я порву карту на кусочки и…

Алатар усмехнулся так, что у Астры внутри что-то опустилось.

– Тебе что, Умбра совсем не дорог? Ну, лишишь ты нас карты, ну, потеряемся мы в Коридоре, пропадём здесь, сгинем ни за что ни про что. А Умбра в чём виноват? Или ты не хочешь его спасти? Ну, конечно, как я мог забыть, тебе же только Агния была дорога.

– Не смей так говорить! – сердито прокричал Астра, нахмурив лоб. – И никогда больше не вздумай давить на жалость, упоминая Умбру! Умбра жить не может без Агнии – один он захворает, может умереть!

– Теперь ты решил давить на жалость? Дешёвый ход. Как по мне, фамильяр в добром здравии, – оглянувшись на спину, где по-прежнему тихо сопел Умбра, сказал Алатар.

– Фамильяру нужно о ком-то заботиться!

– Вот он и будет заботиться о тебе… Впрочем, за вами обоими нужен глаз да глаз. Астра, карту, пожалуйста, – с расстановкой, ещё терпеливо изрёк Алатар.

Астра покачал головой, прижимая к груди, как самую дорогую в мире вещь, дневник.

– Нет… Ты однажды уже говорил, что в Зелёном коридоре нельзя разделяться. Но мы разделились, и нужно было всего лишь написать наши имена на лепестке кувшинки, – что это было, как не исключение из правил? И почему-то я думаю, что сейчас тоже есть такое исключение, но ты по каким-то известным только тебе причинам не желаешь со мной им делиться. Если тебе так ненавистен Репрев… Но Агния… Агнию тебе должно быть жаль!

– Послушай, Астра, – порядком устав от споров, вздохнул Алатар. – Нет никаких исключений. А если и есть, то мне о них ничего неизвестно. У нас одна надежда – на малахитовую траву. Не зря говорится: добывать малахитовую траву, а не «придти и взять». Её добыча – таинство. Быть может, там, на прииске, мы найдём ответы на вопросы. Или, получив малахитовую траву, ты сможешь нанять толкового путеводителя…

– Если так, если на прииске нас будут ждать ответы, тогда мы идём за малахитовой травой! – решительно, боевым голосом сказал Астра, застенчиво пряча дневник обратно под пальто, взглянув перед этим на зажатую под плотным, ощутимым в ладони, но треснувшим разветвлённой паутинкой стеклом одномерную и плоскую веточку мяты. И вот, взглянув на по-весеннему зелёную веточку мяты, он почувствовал, как у него в душе затеплилась надежда.

– И не забывай, что я обладаю даром искры, Астра, – хитро произнёс тигр. – Уничтожишь карту – я соберу её кусочки воедино. Выбросишь – в сугроб, или реку, или ещё куда, не важно, – я достану её отовсюду. Бросишь в огонь – воскрешу из пепла. Съешь и… с этим уже посложнее, но тоже что-нибудь придумаю. И карта уже в моей голове, Астра, память у меня отменная, что ни говори. Я лишь попросил тебя напомнить путь. Но обойдусь и без напоминания, – Алатар закончил и двинулся вперёд, оставив его позади. – А что насчёт Репрева, – громко произнёс он, опустив глаза на болтающийся у него на шее искренник, – если говорить без искренника: к вашей четвёрке я всегда относился одинаково, даже когда выбрал тебя в свои ученики.

Вечером разбушевалась вьюга; она началась где-то поверху, раскачивая верхушки сосен медленным, но сильным ветром, и лес заходил волнами, как море. И когда вьюга, воющая словно с сопением, страдающе, надсадно, обрушилась на солнце и потушила его, чёрный дым вечерней мглой наполнил чащу, и трое из оставшихся искателей словно канули в глубину. Глаза резал снег, рвал одежду, поддувал в доспехи Алатара, гнул к потерянной в ночи земле.

– Эта ночь будет холоднее других, а мы так и не нашли себе пристанище, – громким басом сказал Алатар.

– Мы можем лечь рядом друг с другом, близко друг к другу, сгрудимся, так и переживём, разве нет? – с волнением ответил Астра над его ухом, держась за тигриную шею и укрывая собой на удивление спокойного Умбру.

– Нет, Астра. Не переживём. Я-то протяну и, может быть, Умбра. А вот ты… Мы сбились с пути. Вьюга усиливается. А я не смогу нести вас вечно.

– И что нам делать? – истошно крикнул Астра.

– Понятия не имею.

– Воспользуйся искрой. Согревай меня, пока не прекратится вьюга!

– Астра, мы проходим место, в котором не действует искра. Я знаю о нём от отца. Бенгардийцы проходят его, потому что они не боятся холода. А ты… Хотя… крутится у меня в голове одна мысль.

– Какая? Ну же, говори, не томи! – с мольбой вскричал Астра. Но Алатар молчал. – Давай, выкладывай, иначе я своими руками выбью из тебя все ответы!

Алатар поднял печальную морду на юного кинокефала, щурясь от снежного ветра, и сказал с усмешкой:

– С удовольствием