Впрочем, простой ситуация кажется лишь на первый взгляд. Неследует думать, что Нора наутро после вмешательства побежит по коридорам.Во-первых, сама операция очень тяжелая, и стопроцентной гарантии успеха никтоне дает. Во-вторых, ее стали делать совсем недавно, методика не отработана, чтотоже сильно повышает риск. В-третьих, эти операции производят в Америке, стоятуслуги хирургов для иностранных граждан просто запредельную сумму, а Норе покаким-то причинам не дали визу. В-четвертых, после вмешательства предстоитнеобыкновенно тяжелый и болезненный реабилитационный период. Больной долженусиленно тренироваться, разрабатывать ноги. Массаж, физиотерапия, силовыенагрузки, упорство, даже упрямство, лишь тогда можно надеяться на успех, но,повторяю, гарантии удачного исхода никто не дает.

– С силой воли у меня все в порядке, – спокойно объяснялаНора, – с деньгами проблемы нет. Поэтому я списалась с госпиталем,договорилась, что врачи сами прилетят в Москву, раз меня к ним не пускают, нуи… В общем, бригада прибывает послезавтра, а меня сегодня кладут, потому чтоследует пройти предоперационную подготовку. Анализы всякие, ерунда на постноммасле. Я давно знала число, но тебе его не сообщала, дабы избежать твоихжалостливых взглядов и сочувствия! Ненавижу, когда меня считают бедняжкой.Итак, сегодня! Понимаешь? Сегодня!!! Все по плану!

Я кивнул. Понимаю, Нора не из тех, кто будет нюниться ирассказывать о предстоящем визите к хирургу.

– Молодец, – похвалила меня хозяйка, – вопросов не задаешь,и правильно делаешь. Времени у нас немного. Слушай мои распоряжения. Пока я вклинике – ты тут главный, все решения принимаешь самостоятельно. Деньги всейфе, как его открывать, ты знаешь. Займись делом Ермиловой! Срочно.

– Но…

– Не смей спорить! – повысила голос хозяйка. – Сам проведешьрасследование.

– Под вашим руководством.

– Я лягу в клинику.

– Так по телефону будете указания мне давать.

– Нет. От меня требуют соблюдения полнейшей стерильности.Бокс. Никаких книг, газет, телевизора, радио и телефона.

– Да почему?

– Не знаю, на этом настаивают американцы. Так чторазбираться тебе придется самому, ты справишься.

– Может, подождем до вашего выздоровления?

– Нет.

– Извините, но…

– Иван Павлович, – рявкнула Нора, – я тебе приказываю! Несметь спорить! Впрочем, коли не желаешь работать – держать не стану, прямосейчас дам расчет! Ну? Раз, два…

– Только не нервничайте, – быстро сказал я, – как прикажете,так и сделаю, просто я не гарантирую успех.

– Нет, Ваня, – тихо сказала Нора, – не те слова ты произнес.Хочу слышать другие: «Лежи, Элеонора, спокойно, не волнуйся, приедешь домой, аубийца Леры уже сидит в кутузке». Мне сейчас никак дергаться нельзя!

– Хорошо, – тут же согласился я, – считайте, что я произнесэту фразу.

– Вот и ладненько, – кивнула Нора, – а теперь по коням, насждут великие дела. Ну, ножки, имейте в виду, я заставлю вас работать.

Я молча пошел в прихожую. Совершенно не сомневаюсь, что клету она станет бегать на каблуках. Такие люди, как Нора, способны на все.

Клиника, где Элеоноре предстояло лечь на операционный стол,находилась за городом и внешне напоминала что угодно: дорогой отель, пансионат,частный дом, но только не больницу. Меня усадили в роскошно обставленном холлеоколо раскидистой пальмы. Я не удержался и потрогал ствол, дерево оказалосьнастоящим. Обслуживающий персонал был тут невероятно выдрессирован. Пока Норупереодевали, мне принесли кофе, не отвратительный растворимый напиток, анатуральный – арабику. На подносе, кроме изящной чашечки, стояла серебрянаявазочка с дорогим печеньем, а еще мило улыбающаяся администраторша предложиламне мужские журналы на любой вкус, от тех, в которых рассказывается проавтомобили, до легкой порнографии.

Нору вывезли примерно через час. На хозяйке был незнакомыймне нежно-бежевый халат, волосы ее прикрывала шапочка, похожая на берет.

– Езжай домой, – велела Элеонора.

Сестра, шедшая за креслом, протянула мне саквояж.

– Тут вещи и мобильный.

Я шагнул было к креслу. Честно говоря, я не слишком хорошопонимал, как следует себя вести. Поцеловать Нору? Обнять ее? Но наши отношенияникогда не были фамильярными. Она моя хозяйка, а я исполнительный служащий. Носейчас ей предстоит операция, тяжелая, даже опасная. Просто уйти? Пожать руку?

Нора хмыкнула:

– Ступай, Ваня. Лобызать меня будешь в гробу.

– Ну и глупости вы говорите, – вскипел я.

– Ты просто не видишь своего лица, – веселилась Элеонора. –Ну просто букет в руки – и на кладбище. Право, я еще не умерла, нетнеобходимости сейчас размышлять, куда меня приличнее поцеловать в последнийраз.

Я тяжело вздохнул: ну разве можно жалеть такого человека?

– Лучше прямо с утра начинай заниматься делом Ермиловой, –напомнила Нора.

Я кивнул. Отчего-то я потерял дар речи. Только сейчас доменя дошло, что, вероятно, я вижу Нору живой в последний раз. Позвоночник делотонкое, всякое может случиться.

– Поехали, – велела сестре Нора.

Я проводил глазами коляску.

– Кстати, – притормозила Элеонора у двери, – там, в сейфе,завещание, вскроешь в случае чего.

Мне стало совсем не по себе, я кинулся к хозяйке.

– Нора, погодите!

Она обернулась:

– Не надейся, Ваня. Я еще проживу лет сто, не меньше, апотом, отбросив тапки, превращусь во вредное привидение и стану каждую ночьтрясти тебя холодной костлявой ручкой, приговаривая: «Ваня, не тухни, работай».

Желание обнять Нору испарилось.

– Чао, – хмыкнула хозяйка и исчезла в коридоре.

Я взял сумку и спохватился:

– Как же поддерживать связь с больной?

Администратор мило улыбнулась:

– Она здорова и, надеюсь, станет еще здоровей, когда выйдет,но одним из условий успеха, в котором никто из нашего персонала не сомневается,является соблюдение полнейшей стерильности и психического спокойствия. Поэтомуникакого телефона в палате, телевизора, радио, газет.