Но за всякое испытание человеку полагается награда. КогдаТом шел после завтрака в школу, ему завидовали все встречные мальчики, потомучто в верхнем ряду зубов у него теперь образовалась дыра, через которую можнобыло превосходно плевать новым и весьма замечательным способом. За Томом бежалцелый хвост мальчишек, интересовавшихся этим новым открытием, а мальчик спорезанным пальцем, до сих пор бывший предметом лести и поклонения, остался вполном одиночестве и лишился былой славы. Он был очень этим огорчен и сказалпренебрежительно, что не видит ничего особенного в том, чтобы плевать, как ТомСойер, но другой мальчик ответил только: «Зелен виноград!» – и развенчанномугерою пришлось со стыдом удалиться.

Вскоре Том повстречал юного парию Гекльберри Финна, сынапервого сент-питерсбергского пьяницы. Все городские маменьки от души ненавиделии презирали Гекльберри Финна за то, что он был лентяй, озорник и не признавалникаких правил, а также за то, что их дети восхищались Геком, стремились к егообществу, хотя им это строго запрещалось, и жалели о том, что им не хватаетхрабрости быть такими же, как он. Том наравне со всеми другими мальчиками изприличных семей завидовал положению юного отщепенца Гекльберри, с которым ему строгозапрещалось водиться. Именно поэтому он пользовался каждым удобным случаем,чтобы поиграть с Геком. Гекльберри всегда был одет в какие-нибудь обноски счужого плеча, все в пятнах и такие драные, что лохмотья развевались по ветру.Вместо шляпы он носил какую-то просторную рвань, от полей которой был откромсанбольшой кусок в виде полумесяца; сюртук, если он имелся, доходил чуть не допяток, причем задние пуговицы приходились гораздо ниже спины; штаны держалисьна одной подтяжке и висели сзади мешком, а обтрепанные штанины волочились погрязи, если Гек не закатывал их выше колен.

Гекльберри делал, что хотел, никого не спрашиваясь. В сухуюпогоду он ночевал на чьем-нибудь крыльце, а если шел дождик, то в пустой бочке;ему не надо было ходить ни в школу, ни в церковь, не надо было никогослушаться: захочет – пойдет ловить рыбу или купаться когда вздумает и просидитна реке сколько вздумает; никто не запрещал ему драться; ему можно было гулятьдо самой поздней ночи; весной он первый выходил на улицу босиком и последнийобувался осенью; ему не надо было ни умываться, ни одеваться во все чистое; иругаться тоже он был мастер. Словом, у этого оборванца было все, что придаетжизни цену. Так думали все задерганные, замученные мальчики из приличных семейв Сент-Питерсберге.

Том окликнул этого романтического бродягу:

– Здравствуй, Гекльберри!

– Здравствуй и ты, коли не шутишь.

– Что это у тебя?

– Дохлая кошка.

– Дай-ка поглядеть, Гек. Вот здорово окоченела! Где ты еевзял?

– Купил у одного мальчишки.

– А что дал?

– Синий билетик и бычий пузырь; а пузырь я достал на бойне.

– Откуда у тебя синий билетик?

– Купил у Бена Роджерса за палку для обруча.

– Слушай, Гек, а на что годится дохлая кошка?

– На что годится? Сводить бородавки.

– Ну вот еще! Я знаю средство получше.

– Знаешь ты, как же! Говори, какое?

– А гнилая вода.

– Гнилая вода! Ни черта не стоит твоя гнилая вода.

– Не стоит, по-твоему? А ты пробовал?

– Нет, я не пробовал. А вот Боб Таннер пробовал.

– Кто это тебе сказал?

– Как кто? Он сказал Джефу Тэтчеру, а Джеф сказал ДжонниБэккеру, а Джонни сказал Джиму Холлису, а Джим сказал Бену Роджерсу, а Бенсказал одному негру, а негр сказал мне. Вот как было дело!

– Так что же из этого? Все они врут. То есть все, кроменегра. Его я не знаю, только я в жизни не видывал такого негра, чтобы не врал.Чушь! Ты лучше расскажи, как Боб Таннер это делал.

– Известно как: взял да и засунул руки в гнилой пень, гденабралась дождевая вода.

– Днем?

– А то когда же еще.

– И ЛИЦОМ К ПНЮ?

– Ну да. То есть я так думаю.

– Он говорил что-нибудь?

– Нет, кажется, ничего не говорил. Не знаю.

– Ага! Ну какой же дурак сводит так бородавки! Ничего невыйдет. Надо пойти совсем одному в самую чащу леса, где есть гнилой пень, ировно в полночь стать к нему спиной, засунуть руку в воду и сказать:

Ячмень, ячмень, рассыпься, индейская еда, Сведи мне бородавки,гнилая вода… – потом быстро отойти на одиннадцать шагов с закрытыми глазами,повернуться три раза на месте, а после того идти домой и ни с кем неразговаривать: если с кем-нибудь заговоришь, то ничего не подействует.

– Да, вот это похоже на дело. Только Боб Таннер сводил нетак.

– Ну еще бы, конечно, не так: то-то у него и бородавок уйма,как ни у кого другого во всем городе; а если б он знал, как обращаться с гнилойводой, то ни одной не было бы. Я и сам свел, пропасть бородавок таким способом,Гек. Я ведь много вожусь с лягушками, оттого у меня всегда бородавки. А то ещея свожу их гороховым стручком.

– Верно, стручком тоже хорошо. Я тоже так делал.

– Да ну? А как же ты сводил стручком?

– Берешь стручок, лущишь зерна, потом режешь бородавку, чтобпоказалась кровь, капаешь кровью на половину стручка, роешь ямку и зарываешьстручок на перекрестке в новолуние, ровно в полночь, а другую половинку надосжечь. Понимаешь, та половинка, на которой кровь, будет все время притягиватьдругую, а кровь тянет к себе бородавку, оттого она исходит очень скоро.

– Да, Гек, что верно, то верно; только когда зарываешь, надоеще говорить: «Стручок в яму, бородавка прочь с руки, возвращаться не моги!» –так будет крепче. Джо Гарпер тоже так делает, а он, знаешь, где только не был!Даже до самого Кунвилля доезжал. Ну, а как же это их сводят дохлой кошкой?

– Как? Очень просто: берешь кошку и идешь на кладбище вполночь, после того как там похоронили какого-нибудь большого грешника; ровно вполночь явится черт, а может, два или три; ты их, конечно, не увидишь, услышишьтолько, – будто ветер шумит, а может, услышишь, как они разговаривают; воткогда они потащат грешника, тогда и надо бросить кошку им вслед и сказать:«Черт за мертвецом, кошка за чертом, бородавка за кошкой, я не я, и бородавкане моя!» Ни одной бородавки не останется!

– Похоже на дело. Ты сам когда-нибудь пробовал, Гек?