Художник изобразил перед домом человечка, похожего наподъемный кран. Он мог бы перешагнуть через дом, но девочка судила не слишкомстрого – она осталась очень довольна этим страшилищем и прошептала:

– Какой красивый! А теперь нарисуйте меня.

Том нарисовал песочные часы, увенчанные полной луной,приделал к ним ручки и ножки в виде соломинок и вооружил растопыренные пальцыогромным веером. Девочка сказала:

– Ах, как хорошо! Жалко, что я не умою рисовать.

– Это легко, – прошептал Том, – я вас научу.

– Правда, научите? А когда?

– В большую перемену. Вы пойдете домой обедать?

– Я могу остаться, если хотите.

– Вот это здорово! А как вас зовут?

– Бекки Тэтчер. А вас? Ах, я знаю: Томас Сойер.

– Это когда меня хотят выдрать. А если я хорошо себя веду –Том. Зовите меня Том, ладно?

– Ну что ж.

Том принялся царапать что-то на доске, закрывая написанноеот Бекки. На этот раз она, не стесняясь, попросила показать, что это такое. Томответил:

– Да так, ничего особенного.

– Нет, покажите.

– Да не стоит. Вам будет неинтересно.

– Нет, интересно. Покажите, пожалуйста.

– Вы про меня расскажете.

– Нет, не расскажу. Ну вот вам честное-пречестное, ну самоечестное, что не расскажу.

– Никому-никому не скажете? Никогда, до самой смерти?

– Никому на свете. А теперь показывайте.

– Да вам же, право, неинтересно!

– Ну, если вы так со мной обращаетесь, то я сама посмотрю.

Она схватила своей маленькой ручкой руку Тома, последоваланебольшая борьба, причем Том делал вид, будто сопротивляется, а сам мало-помалуотодвигал свою руку, пока не показались слова: «Я вас люблю!»

– Ах, какой вы противный! – И она проворно шлепнула Тома поруке, но все-таки покраснела, и вообще было видно, что она очень довольна.

В эту минуту мальчик почувствовал, как чья-то сильная рукамедленно и неуклонно сжимает его ухо и тянет кверху и вперед. Таким порядкомего провели через весь класс и водворили на старое место под перекрестным огнемхихиканья. После этого учитель простоял над ним несколько тягостных мгновений,наконец отошел прочь, к своему трону, так и не сказав ни слова. И хотя ухо Томагорело, сердце его было полно ликования.

После того как в классе все утихло, Том сделал честнуюпопытку учить уроки, но был для этого слишком взволнован. Когда дошла до негоочередь читать вслух, он опозорился, потом, отвечая по географии, превращалозера в горные хребты, хребты в реки и реки в материки, так что на земле сноваводворился хаос; потом, когда писали диктант, он наделал ошибок в самых простыхсловах, известных всякому младенцу, оказался на последнем месте, и оловяннаямедаль за правописание, которую он носил всем напоказ несколько месяцев подряд,перешла к другому ученику.

Чем больше Том старался сосредоточиться на уроке, тем большеприходили в разброд его мысли. Наконец Том вздохнул, зевнул и бросил читать.Ему казалось, что большая перемена никогда не начнется. Воздух был совершеннонеподвижен. Не чувствовалось ни малейшего ветерка. Из всех скучных дней это былсамый скучный. Усыпляющее бормотанье двадцати пяти усердно зубривших учениковнавевало дремоту, как жужжанье пчел. Там, за окном, в жарком солнечном блеске,сквозь струистый от зноя воздух, чуть лиловый в отдалении, зеленели курчавыесклоны Кардифской горы; две-три птицы, распластав крылья, лениво парили высоков небе; на улице не видно было ни одной живой души, кроме нескольких коров, даи те дремали. Душа Тома рвалась на волю, рвалась к чему-нибудь такому, что оживилобы его, помогло скоротать эти скучные часы. Его рука полезла в карман, и лицопросияло радостной, почти молитвенной улыбкой. Потихоньку он извлек на светкоробочку из-под пистонов, взял клеща и выпустил его на длинную плоскую парту.Клещ, должно быть, тоже просиял радостной, почти молитвенной улыбкой, но этобыло преждевременно: как только он, преисполнившись благодарности, пустилсянаутек, Том загородил ему дорогу булавкой я заставил свернуть в сторону.

Закадычный друг Тома сидел рядом с ним, страдая так же, какстрадал недавно Том, а теперь он живо заинтересовался развлечением и сблагодарностью принял в нем участие. Этот закадычный друг был Джо Гарпер.Обыкновенно мальчики дружили всю неделю, а в воскресенье шли друг на другавойной. Джо вынул булавку из лацкана курточки и тоже помог муштровать пленного.Игра с каждой минутой становилась все интереснее. Скоро Тому показалось, чтовдвоем они только мешают друг другу и ни тому, ни другому нет настоящегоудовольствия от клеща. Он положил на парту грифельную доску Джо Гарпера иразделил ее пополам, проведя черту сверху донизу.

– Вот, – сказал он, – пока клещ на твоей стороне, можешьподгонять его булавкой, я его трогать не стану; а если ты его упустишь и онперебежит на мою сторону, так уж ты его не трогай, тогда я его буду гонять.

– Ладно, валяй; выпускай клеща.

Клещ очень скоро ушел от Тома и пересек экватор. Джо егонемножко помучил, а потом клещ от него сбежал и опять перешел границу. Он то идело перебегал с места на место. Пока один из мальчиков с увлечением гонялклеща, весь уйдя в это занятие, другой смотрел с таким же увлечением – обеголовы склонились над доской, обе души умерли для всего остального на свете.Под конец счастье как будто повалило Джо Гарперу. Клещ бросался то туда, тосюда и, как видно, взволновался и растревожился не меньше самих мальчиков.Победа вот-вот готова была перейти к Тому; у него уже руки чесались подтолкнутьклеща, но тут Джо Гарпер ловко направил клеща булавкой в другую сторону, и клещостался в его владении. В конце концов Том не вытерпел. Искушение было слишкомсильно. Он протянул руку и подтолкнул клеща булавкой. Джо сразу вспылил. Онсказал:

– Том, оставь клеща в покое.

– Я только хотел расшевелить его чуточку…

– Нет, сэр, это нечестно; оставьте его в покое.

– Да ведь я только чуть-чуть!

– Оставь клеща в покое, говорят тебе!

– Не оставлю!

– Придется оставить – он на моей стороне!

– Послушай-ка, Джо Гарпер, чей это клещ?

– А мне наплевать, чей бы ни был! На моей стороне, значит,не смей трогать.