class="p1">Казимир успокаивающе развел в стороны руки.

— Кощей значит Кощей. Кто я такой, чтобы спорить?

Вопрос был риторическим, но отшельник дернул уголком рта в подобии улыбки и ответил:

— Ты добрый. Ты писатель, — на его лице вдруг промелькнуло смущение, он неловко пожал плечами. — А ты… У тебя нет с собой книг? Ненужных. Каких-нибудь.

Дементьев удивленно хмыкнул на неожиданную просьбу. Наморщил лоб, припоминая. Может, в его складе на колесах и завалялась пара штук его собственных, даже с автографом. А если и нет, был вариант попроще.

— Не знаю, в машине, может, есть. Надо посмотреть. Если хочешь, могу у местных спросить.

Но Кощей на такое предложение снова затряс головой.

— Не надо у местных. Не напоминай им про меня. Не хочу, чтобы снова искали. Я научил лес меня прятать.

— Это как?

— Лес их не пускает ко мне. Они идут и видят только деревья. Тебя пустил. Ты не злой.

Казимир уже понял, что кем бы ни был Кощей, рассуждал он довольно просто. Местные — плохие. Лес — добрый. Сам он тоже попал в команду хороших. Может, и в деревне не все были поголовно бездушными уродами, кто-то про Кощея даже не знал, но для отшельника и они оставались надсмотрщиками в его заточении. Примитивное мышление отдавалось щемящей горечью и ощущением неправильности происходящего. Хотелось что-то изменить, хотя бы попробовать.

— Я не скажу им, что видел тебя, — пообещал Дементьев. — Но когда я только приехал, спрашивал про отшельника в лесу. Мне сказали, что тебя давно никто не видел. Кто-то думает, что ты уже умер.

Кощей улыбнулся.

— Некоторые не верят. Как и ты сначала. Но еще есть те, кто знает. Я перестал к ним выходить… — он нахмурился, провел рукой по выжженной солнцем низкой траве. — Ко мне раньше иногда приходили. Дети чаще всего. Девочка навещала. Серафима. Добрая была. Потом она снова пришла. Совсем взрослая. С ней другая девочка. Дочь ее. Просила меня сделать зло. Человека в лес заманить и оставить. Прогнал их. После этого лес меня укрыл. Плохое здесь место. Рождаются как все, а вырастают в зло.

Казимир мысленно усмехнулся. Знал бы Кощей, что так везде. И виновато в этом совсем не место. В мыслях всплыла старуха с яблоком. Теперь он вспомнил имя — местные называли ее бабушкой Серафимой. Вот тебе и безобидная старушка. Кощей здесь был не из сказок, а вот Баба Яга настоящая.

В рюкзаке ожил телефон. От звука сигнала отшельник вздрогнул и интуитивно отодвинулся. Дементьев невольно улыбнулся.

— Не бойся, это… так… чудеса современного мира, — он покопался в рюкзаке и вытащил телефон.

Звонил отец. Значит, хороших новостей можно не ждать. Так и оказалось — он сообщил, что дед приказал долго жить, а это означало, что нужно срочно возвращаться в Москву. После короткого разговора Казимир задумчиво сунул телефон в карман ветровки и, наконец, поднялся на ноги.

— Дед мой, про которого я тебе говорил, умер, — он посмотрел на все еще сидящего на земле Кощея и протянул ему руку. — Мне нужно уехать в Москву на несколько дней. Но потом я вернусь, и подумаем, как разобраться с твоим проклятьем.

Кощей озадаченно на него посмотрел, но за руку ухватился, чтобы встать на ноги. Уже спокойнее, чем в лесу.

— С ним нельзя разобраться, — растерянно произнес он. — Оно просто есть.

— Ты недооцениваешь привлекательность денег, — с усмешкой ответил Казимир. — Если устроит цена, деревенские на своих двоих отсюда побегут. Только…

Он нахмурился и потер пальцами переносицу. Сам по себе план действенный. Местные, конечно, поломаются — куда без этого. Но в Кощея верили единицы, а в деньги — все остальные. Достаточно сравнимой со стоимостью насоса суммы, и несогласных никто не будет слушать. Но оставалась проблема. Люди — создания очень хитрые. Особенное такие, как эта Серафима.

— Скажи, а ты можешь как-то… Сам понять, все ушли или кто-то остался? — спросил Дементьев. — Ну вот допустим все уйдут, но кто-то один останется, ты об этом как-то узнаешь или, может, почувствуешь?

Кощей посмотрел на него с еще большей растерянностью.

— Я… не знаю. Ты только сейчас не говори с ними. Разозлишь. Тебе дурное могут сделать. Я очень… Благодарен тебе. Что помочь хочешь. Что вообще со мной разговариваешь. Что поверил, — он говорил торопливо, порывисто — как будто захлебывался, пока Казимир его по плечу не похлопал.

— Да что ты так разволновался? Давай договоримся. Никакой самодеятельности ни у тебя, ни у меня. Вернусь — будем решать, что делать, — он вспомнил про деда, который тоже обещал вернуться и помочь. — Знаю, мой дед то же самое тебе говорил и пропал. Я так не сделаю, если только вдруг не сдохну сразу вслед за дедом. Но я очень постараюсь этого не делать. А пока, если не хочешь с местными встречаться, подожди меня на выезде из деревни. Я подъеду и, если найду книги, отдам тебе. Договорились?

Отшельник кивнул и слабо улыбнулся, а Дементьев, глядя на него, растерянного, дикого и очень одинокого, решил для себя, что неважно, кто он: проклятый или деревенский дурачок. Он постарается ему помочь и сделать напоследок что-то по-настоящему хорошее.

Когда они подошли к опушке леса, Кощей остановился, а Казимир пошел в деревню. Задерживаться совершенно не хотелось. И не потому, что в Москву торопился. Все люди, которые там жили своей нехитрой жизнью, в его глазах превратились в нелюдей. Жадных, злых и жестоких. Он заглянул в дом и забрал вещи. Потом окликнул Дарью Михайловну в огороде — коротко сообщил про деда и про отъезд. Та дежурно поохала, и Дементьев поспешил к машине. Там его и настигла бабушка Серафима. Он вздрогнул от цепкого и холодного прикосновения к руке.

— Ты к нам заезжай почаще, сынок, — она заискивающе улыбнулась. — Места здесь хорошие, сам видишь. Не то, что в вашей Москве. Там поди и дышать нечем.

— Да, воздух у вас тут обалденный, — Казимир натянуто улыбнулся и аккуратно отступил в сторону, уходя от неприятного прикосновения. — Загляну как-нибудь. Спасибо вам за гостеприимство.

— Ой да пустое! Мы же родня, как-никак. Может, тебе яблочек нарвать на дорожку?

— Да мне пока хватит, спасибо! А то до Москвы не доеду, — он еще раз улыбнулся и сел в машину.

Там он невольно содрогнулся. Ощущением