плёлся вслед за Егоровичем, абсолютно теперь не замечая окружающее его пространство, поскольку был всецело погружён печальными думами о Маришке, переваривая слова лейтенанта, что он её больше никогда не увидит.

А посмотреть было на что…

Территория была огромной: что-то около двух футбольных полей, прижатых друг к другу. Основную часть занимали какие-то непонятные технические строения, а в середине располагался центральный плац, на котором сейчас маршировали отдельные группы воинского подразделения. Как им удавалось сохранять секретность всего этого военного комплекса, Егорович так и не узнал.

Всё утопало в уже пожелтевшей листве, и с высоты птичьего полёта подобный объект не так-то легко было и заметить.

Тем временем, из двухэтажного здания, очевидно, их штаба, вышел пожилой человек в гражданском одеянии и, подозвав к себе сержанта, указывая рукой на пленников, отдал какое-то распоряжение. Сержант тут же вернулся и повёл друзей к вагончику, за которым двумя рядами была натянута стальная проволока, неприятно гудевшая от пущенного по ней электрического напряжения. Этот жуткий слуху гул, исходивший от проводов, заставлял шевелиться волосы на голове.

Открыв дверь вагончика, сержант подтолкнул обоих внутрь и, закрывая за ними, произнёс напоследок:

- Будете пока здесь. Туалет и рукомойники внутри. Ужин сейчас принесут. Дверь будет заперта и снаружи выставлена охрана. Располагайтесь как дома, - нелепо улыбнулся он в такой неординарной ситуации, - но стучать и звать кого-либо не советую: охранникам дана команда не общаться с вами ни при каких обстоятельствах. После ужина можете отдыхать, завтра утром вас вызовут. Это всё.

…И прежде чем Егорович успел что-то спросить, дверь захлопнулась, издав звук запираемого замка.

№11.

Маришку с Валентином препроводили в точно такой же вагончик, только отстоявший от предыдущего на несколько десятков метров в другую сторону территории, между которыми были насажены клумбы, располагались оранжереи, огороды и загоны для свиней и прочего домашнего скота. База была автономной и содержала себя сама, как впоследствии узнал Егорович от будущего куратора проекта «Петля Мёбиуса». Но об этом позже.

Сейчас им предоставили две отдельные комнаты, расположенные в вагончике по обоим бокам от входа и разделённые маленьким коридорчиком на две относительно уютные части. В небольшой уборной вода набиралась в бачок, а к раковине был подведён слив, прикрытый довольно милой на вид занавеской. Комнаты были одинаковы и отличались только убранством. В одной на прикроватной тумбочке лежали женские журналы мод и актёров, в другой – мужские, об экспедициях или научных открытиях.

- Как ждали, - хмыкнул Валька, скептически оглядывая репродукции над кроватями. В женской половине был изображён пляж с пальмами, в мужской – ледокол во льдах. – Уже радует, что не расстреляют сразу, - пошутил он, - раз журналы даже положили.

- Это та самая база, за которой вы с Егоровичем подглядывали, а потом взяли с собой Сергея?

- Похоже, да, - кивнул Валька, обходя комнаты и заглядывая в каждый уголок, не забыв посмотреть и под кроватями. – Я заметил некоторые ориентиры, которые бросались нам в глаза снаружи. Видела холм, когда нас выгрузили из машины?

Маришка кивнула.

- Вот из-под него, когда он отъехал в прошлый раз в сторону, и выскочила та самая карета.

- С гербами императрицы?

- Так говорил Егорович, - пожал он плечами.

- И ты думаешь, Серёжку с Егоровичем тоже сюда доставили? – она без сил опустилась на кровать, но Вальку перебил стук в дверь. Она открылась, и в коридор вошёл хмурый охранник с двумя кухонными армейскими бачками, которые применяют солдаты, находясь в походе или на многодневных учениях.

- Ваш ужин, - кратко пояснил он, выставляя на стол посуду. – Как поужинаете, постучите в дверь, кто-нибудь заберёт. На полочке есть кофе в банке и электрочайник, на случай, если добавочно захотите кофе. – И быстро вышел, не проронив больше ни слова, прежде чем Маришка захотела спросить ещё что-либо.

Валька тут же накинулся на гречневую кашу с салом, а Маришка, слегка поковыряв вилкой в миске, предпочла кофе с печеньем. Когда, уже насытившись, Валька собрался постучать в дверь, она сама внезапно открылась, и в проёме коридора возник сержант, сразу же пресекая все вопросы своим кратким объяснением:

- С этого момента вы находитесь в двухдневном карантине. Еду вам будут приносить три раза в день – завтрак, обед и ужин. Кофе и чай на ваше усмотрение. Соблюдайте технику пожарной безопасности. Завтра утром после завтрака вам сделают прививки: какие – вам при этом объяснят. У нас здесь зона стерильности и нам не нужны вирусы извне. Если что-то понадобится – снаружи дежурит охрана, но по пустякам её не тревожить. Сейчас вам принесут переносной телевизор. Вопросы есть?

- А как же с нашими родителями, родственниками, друзьями, - спросила удивлённо Маришка. – Они же будут нас искать!

- Об этом не беспокойтесь, - загадочно ответил сержант. – Ваши родственники и не заметят, что вас какое-то время не было…

И вышел, закрыв за собой дверь. Спустя минуту, вошли двое охранников, молчаливо подключили телевизор, собрали посуду и удалились. Дверь щёлкнула замком, телевизор заработал, и наступила тишина, разбавляемая лишь монотонным голосом диктора, вещавшим о погоде в климатической зоне данного региона страны.

- Ты что-нибудь поняла? – ошарашено спросил Валька, уставившись на Маришку выпученными глазами. Всё произошло настолько быстро, что он ещё не успел сообразить и осмыслить смысла, сказанного сержантом.

- Наши родственники не заметят, что нас не было… - повторила последнюю фразу сержанта Маришка. Она сидела не менее потрясённая, нежели её приятель. – Как это «не заметят»?

Валька только хлопал бессмысленными глазами и глупо таращился в телевизор, абсолютно не понимая, в чём дело.

- Единственное, - наконец вымолвил он, - это то, что мы пока живы и нас намерены держать здесь для каких-то неизвестных нам целей.

Он внезапно обмяк, зевнул и, вставая, потянулся:

- Завтра узнаем больше, а пока давай спать ложится. Что-то меня в сон потянуло.

Маришку тоже отчего-то сразу разморило и захотелось спать, даже не приняв вечерний туалет.

Они едва успели разойтись по комнатам и завалиться прямо в одежде на кровати, как тут же провалились в сон. Сморившая их внезапная нега была настолько глубокой и сильной, что они даже не почувствовали рук, закатывавшие им рукава. Уколы были сделаны быстро и безболезненно. Снотворное, подмешанное им в кисель, давало знать о себе безоговорочно и безупречно.

…На другой стороне территории в таком же вагончике происходило похожее действие, с той лишь разницей, что при инъекциях двум