Мужик ушел вниз, а медведь взял холщовый мешок и отправился наверх. В укромном месте он выбросил на берег целую кучу золотистого песка. Затем высушил его на весеннем солнышке, доверху набил мешок и понес в ближайший город. Путь был неблизкий. И мешок тяжеленный. Медведь тащил его через три сопки и три долины, через три ручья и три болота. Тащил и размышлял: «Лодка мне не нужна, и соболья шуба тоже, у меня своя неплохая. А вот ружье куплю – охотников пугать. И целую бочку меда… Нет, лучше три!» После зимней спячки хозяин тайги сильно отощал и есть хотел так, что живот сводило.

– А еще лошадь куплю, – сопел медведь, забираясь на последнюю сопку. – Не на себе же все тащить. Пусть лошадь бочки везет!»

Наконец, он добрался до города, пришел в лавку богатого купца и бухнул мешок на прилавок:

– Дай мне три бочки меда, ружье с патронами и лошадь с телегой…

– Что это? – спросил купец.

– Золото.

Купец развязал мешок:

– Какое же это золото? Это не золото…

– Как не золото? Меня не обманешь, – рассердился медведь. – Гони мед, и лошадь, и ружье, а не то я тебе всю лавку разломаю!

Купец был неробкого десятка. Да робкие на Колыме и не выживали.

– Ружье, говоришь? – снял он со стены ружье да как бабахнет. Хорошо, что оно дробью было заряжено. Медведь, забыв и про мед, и про лошадь, бросился бежать.

Бежал он через три сопки и три долины, через три ручья и три болота. Бежал и думал: «Верно мужик говорил – за золото и убить могут. Опасное это дело. И тяжелое – в ледяной воде весь день стоять…»

Усталый, замерзший, голодный, добрался медведь до своей берлоги и решил больше золото не мыть. А пошел корешки копать.

– С тех пор медведь в город не ходил, – закончил Юкагирыч. – Правда, это давно было. Нынешние медведи снова стали к людям наведываться. Но все больше на помойках в отходах роются.

Я набрал воды и стал подниматься наверх. Мне было жалко медведя. Я представил, как он с мешком песка пыхтел и сопел, топая по сопкам…

«А «сопка» не от слова ли «сопеть»? – задумался я. – А про золото надо бы Юкагирыча поподробнее расспросить…»

Мы приближались к Сусуману[17]. Вдоль дороги тянулись бесчисленные котлованы и отвалы, как будто землю рыли гигантские кроты. Где-то стояла ржавая техника. Пейзаж в этих местах был полумарсианский.

– Это все бывшие прииски, – объяснил Юкагирыч. – Но рано или поздно они зарастут. Видишь молодые лиственницы? Тайга быстро рубцует раны.

– А золота на Колыме много осталось? – спросил я.

– Еще лет сто будут клевать, а то и больше…

– Клевать?

– Когда пирог делят, крошки сыплются. Я имел в виду золотой пирог…

– Это я понял.

– А знаешь, почему говорят – Золотая Колыма?

– Потому что золота много?

– Прримитивное объяснение. Древние видели мир богаче и ярче…

Люди всегда ценили золото. И в наше время, и в прежние годы. Из него на Колыме делали украшения для женщин. А главное, на золото можно было выменять все, что хочешь: оленьи шкуры и рыболовные сети, железные топоры и наконечники для стрел, чай и табак, чаны для варки мяса и даже медные чайники.

– Однако, хорошая вещь золото, – говорили местные жители. – Но его мало, однако.

Однажды обратились они к Владыке Неба:

– Не можешь ли ты сделать так, чтобы у нас было много золота.

– Много это сколько? – спросил Небесный повелитель. – Сколько вы хотите?

– Хотим… хотим… – люди огляделись. В те годы, как и сейчас, все долины и горы были покрыты лиственницами. – Хотим, чтобы все деревья были золотыми. Чтобы все нам завидовали и говорили: Золотая Колыма!

– Хорошо, будь по-вашему, – Владыка Неба хлопнул в ладоши – и все леса стали золотыми.

Столько золота ни до того, ни после не бывало на земле! Обрадовались люди и стали делать все из золота: копья, багры, топоры, нарты для собачьих и оленьих упряжек. Даже шесты у самых бедных и грязных яранг были из чистого золота.

Но недолго они радовались. Золото – металл мягкий и тяжелый, почти в двадцать раз тяжелее воды. Олени надрывались, когда тянули золотые нарты. Золотые стрелы летели на десять шагов. А золотое копье не всякий и поднять мог. Топоры из золота ничего не рубили. А старые, железные, быстро притупились о золотые деревья…

– Ничего, – сказали люди. – Мы наше золото на железные гарпуны и топоры обменяем.

Но главная беда заключалась в том, что обычного дерева в лесах было не найти. Не на чем стало готовить пищу, нечем отапливать жилища. Не сухим же мхом – от него только дым, и глаза слезятся.

Приближалась зима. А зимы на Колыме суровые. Без тепла и горячей пищи долго не протянешь. Охотники возвращались в свои яранги без добычи. Зверь и птица стали уходить из золотой тайги в другие леса.

Снова обратились жители к Небесному Повелителю. Но ждать его пришлось долго. Сухой мох быстро прогорал, и жертвенный олень не хотел поджариваться.

– Владыка Неба, погибаем! Не надо нам золотых деревьев. Сделай так, чтобы все было по-прежнему, – взмолились люди.

– Будь по-вашему, – усмехнулся Пон-Шукун и хлопнул в ладоши. Золотая хвоя лиственниц осыпалась, а золотая кора отвалилась. Весной золотые обломки размыло паводками, унесло ручьями и реками.

А люди зажили по-прежнему. Но с тех самых пор каждую осень лиственницы становятся золотыми и с первыми морозами опадают.

– Красивая легенда, – сказал я.

– Может, легенда, а может, и нет. Жаль, что ты не останешься до осени. А то бы увидел настоящую золотую Колыму!

Юкагирыч хотел показать мне еще одну колымскую диковинку – вечную мерзлоту. Мы свернули с трассы и заехали на заброшенные прииски. Одна из стен котлована напоминала черное непрозрачное стекло. Я подошел и потрогал его рукой – лед. Почему он здесь сохранился, объяснения не было и у всезнающего ворона.

Мы собирались двинуться дальше. Но «Ниссан» не завелся. До ближайшего жилья было километров пятьдесят. Я поднял капот и задумался, что делать? Достать ключи и выкрутить свечи? Ну, хорошо, выкручу я их, даже прокалю, а если не заведется?.. Конечно, можно пойти на трассу и остановить какую-нибудь попутку. Но было неловко за свою беспомощность перед Юкагирычем…