– Нет, – ответил тот. – Я хочу, чтобы ты и твои олени жили с нами.

Покорился Белый вожак человеку. И заключили они договор на вечные времена.

С того дня заботятся люди об оленях при жизни: водят на лучшие пастбища, охраняют от волков, медведей и росомах. Но после смерти олени все отдают человеку: рога, шкуру, мясо, копыта.

Не все олени последовали за Белым вожаком. Некоторые ушли в тайгу и остались дикими. А те, что остались с людьми, возят их в нартах и на спине.

– А до стойбищ далеко? – спросил я.

– Далеко. И летом туда на машине не доберешься, только на многоглазой птице или стальной стрекозе, – ворон, конечно, знал слова «самолет» и «вертолет». Но время от времени изображал из себя незнакомого с цивилизацией туземца. – Вот зимой можно на снегоходе. В следующий раз, может быть, и слетаем…

– В следующий раз? – улыбнулся я. – Ты думаешь, я еще раз приеду?

– Все мы ходим по кругу. Куда олень – туда и люди. Куда люди – туда и собаки, а куда собаки – туда и волки. Все ходят по кругу, – задумчиво повторил Юкагирыч. – Только Небесный повелитель никуда не движется. Он сидит в самом центре неба в своей яранге. Курит трубку. Его конечно не видно, но центральный шест его яранги заметен отовсюду, потому что к нему прикреплена звезда…

– Полярная звезда, – догадался я.

Ночью мне приснился сон. Будто я оказался в яранге. У очага сидела девочка лет двенадцати в праздничной, расшитой разноцветным мехом одежде с капюшоном. В черные косички были вплетены нитки бисера. Девочка подбрасывала в огонь сухие ветки и пела:

Мелодия была простая и трогательная. Мне кажется, я даже ее запомнил. Но когда проснулся, музыка вспорхнула, как испуганная птица, и исчезла. Слышался только дальний звон бубенчиков…

Это звенел котелком Юкагирыч. Он уже разжег костер и раздувал крылом тлеющий сухой мох. Я рассказал ему свой сон.

– Это хорошо, – сказал ворон. – Колыма тебе уже снится. Если приедешь еще раз, отправимся на север, в тундру. Там увидишь и оленей, и настоящие яранги, и эвенов, и юкагиров, самых древних жителей этих мест.

– Скажи, а местные жители охотятся на воронов? – зачем-то спросил я.

– Нет, на Колыме на нас не охотятся. Потому что ворон – птица священная… А главное – несъедобная, – и Юкагирыч громко захохотал.

Путешествие подходило к концу. Мы ехали в аэропорт. В голове у меня давно вертелся вопрос, который я никак не решался задать Юкагирычу. И все-таки я его задал:

– Скажи честно, зачем меня пригласил на Колыму?

– Ты плохой рыбак, если не понял этого, – ответил ворон. – Жизнь похожа на рыбалку. Все кого-нибудь ловят. Рыбу ловят на снасть. Я тебя поймал на рыбу. А на тебя еще кого-нибудь поймаю…

– Кого поймаешь? – не понял я.

– Ты напишешь сказки. Художник их нарисует, а издатель выпустит книгу. И если книга получится хорошей, другие тоже захотят приехать сюда, увидят эту красоту и своих друзей позовут, а те – своих. Но главное, – Юкагирыч прищурился, – главное – сказки не должны пропасть. Сказки, может быть, лучшее, что есть в этой жизни.

«Да поймал меня старый ворон, – подумал я. – Теперь хочешь не хочешь, а придется книгу писать…»

– Но если даже ничего не напишешь, – словно прочитав мои мысли, сказал Юкагирыч. – Мы ведь неплохо провели время, а?

В аэропорту я поставил «Ниссан» на прежнее место.

– Ключи можешь оставить в замке зажигания. Машины у нас не воруют.

– Надеюсь, если я еще прилечу, мы увидимся?

– Увидимся. Жив буду или нет. В любом случае, я завещал свое чучело краеведческому музею, – засмеялся ворон.

– Говорят, вы, вороны триста лет живете. Так что еще неизвестно, кто из нас раньше отправится к Небесному повелителю…

– Ладно, иди. На рейс опоздаешь. И не волнуйся. Считай, что я твой ангел-хранитель.

– Черный ангел? – улыбнулся я.

– Не совсем черный. Скорее, вороной, – сказал Юкагирыч и блеснул на солнце оперением. – Ну иди, однако! Не люблю долгих прощаний!

Самолет быстро набирал высоту. Я посмотрел в иллюминатор. Солнце уже поднялось высоко и висело у нас на хвосте. Внизу – над зелеными колымскими сопками, над серебряными прожилками рек и голубыми зеркальцами озер – плавно скользила большая черная тень нашего самолета.

А может быть, это была тень старого ворона.