– Вы что же, хотите сказать, охране понадобилось целыхпятнадцать минут, чтобы добраться сюда?

– Ну, разумеется, нет. Охрана Лувра отреагировала немедленно,как только раздался сигнал тревоги, но в Большую галерею не было доступа.Охранники стояли у решетки и слышали, как кто-то движется в дальнем концекоридора, а вот кто именно, разглядеть не смогли. Они кричали, но ответа так ине получили. Предположив, что это может быть преступник, а больше некому, они,следуя инструкциям, вызвали судебную полицию. Мы прибыли через пятнадцатьминут. Потом удалось приподнять решетку, так чтобы можно было под нейпроползти, и я послал дюжину вооруженных агентов. Они прочесали всю галерею впоисках грабителя.

– И?..

– И никого не нашли. Кроме… – тут он указалвперед, – него.

Лэнгдон проследил за направлением пальца Фаша. В первыймомент ему показалось, что капитан указывает на большую мраморную статую вцентре. Но затем, приблизившись, он понял, что ошибался. Впереди, ярдах втридцати от статуи, виднелось яркое световое пятно. Лампа на штативе создавалана полу единственный островок света в погруженной в красноватый полумракгалерее. И в центре этого светового пятна, точно насекомое под микроскопом,лежало на паркетном полу обнаженное тело куратора.

– Вы же видели снимок, – сказал Фаш. – Так чтоничего неожиданного для вас тут нет.

Они приблизились, и Лэнгдон почувствовал, как его пробираетозноб. Перед ним было самое странное и страшное зрелище из всех, что онкогда-либо видел.

Тело Жака Соньера лежало на паркетном полу в точности также, как было отражено на фотографии. Стоя над ним и щурясь от непривычно яркогосвета, Лэнгдон не мог удержаться от мысли, что последние минуты своей жизникуратор провел, пытаясь занять такое вот необычное положение.

Соньер выглядел на удивление крепким для своего возраста… ився его мускулатура была, что называется, на виду. Он сорвал с себя одежду,аккуратно сложил рядом на пол, а затем улегся на спину в центре широкогокоридора, строго посередине помещения. Руки и ноги широко раскинуты, так смешноторчат руки у снеговика, которого зимой лепят дети… Нет, точнее, он походил начеловека, которого растянули и собрались четвертовать некие невидимые силы.

Кровавое пятнышко на груди отмечало то место, где в теловошла пуля. Крови было на удивление мало, лишь небольшая темная лужица.

Указательный палец левой руки тоже был в крови, точно егоокунали в рану. И это наводило на кошмарную мысль о том, что умирающийиспользовал собственную кровь в качестве чернил или краски, а собственныйобнаженный живот – как полотно. И действительно, Соньер нарисовал у себя наживоте простой символ: пять прямых линий, которые, перекрещиваясь, образовывалипятиконечную звезду.

Пентакл?..

Кровавая звезда в центре живота придавала трупу поистинезловещий вид. Снимок, который видел Лэнгдон, тоже производил удручающеевпечатление, но теперь, увидев все своими глазами, Лэнгдон начал испытывать всевозрастающую тревогу.

Он сам это с собой сделал.

– Мистер Лэнгдон? – На него были устремлены черныеглазки-буравчики Фаша.

– Это пентакл, – сказал Лэнгдон, и собственный голоспоказался ему чужим, так странно и гулко прозвучал он под сводамигалереи. – Один из старейших символов на земле. Появился за четыре тысячилет до Рождества Христова.

– И что же он означает?

Лэнгдон всегда колебался, когда ему задавали этот вопрос.Сказать, что означает символ – все равно что объяснить, каким воздействием начеловека обладает та или иная песня. Ведь каждый воспринимает одну и ту жепесню по-своему. Белый колпак ку-клукс-клана стал в Соединенных Штатах символомненависти и расизма, но в Испании подобный костюм лишь подчеркивалнеколебимость христианской веры.

– В различных обстоятельствах одни и те же символы имеютразное значение, – осторожно ответил Лэнгдон. – Вообще-то изначальнопентакл был религиозным символом язычников.

– Поклонение дьяволу, – кивнул Фаш.

– Нет, – сказал Лэнгдон и тут же понял, что слова надоподбирать осторожнее. Ведь в наши дни слово «язычник», или «языческий», сталопочти синонимом поклонения дьяволу, что совершенно неверно. Корни этого словавосходят к латинскому pagan, что означает «обитатели сельской местности».Язычники были сельскими и лесными жителями и по своим религиозным взглядамявлялись политеистами, поклонялись силам и явлениям Природы. И Христианскаяцерковь настолько боялась этих многобожников, живших в деревнях, «villes», чтопроизводное «villain», то есть «живущий в деревне», стало означать «злодей».

– Пятиконечная звезда, – пояснил Лэнгдон, – этоеще дохристианский символ, относившийся к поклонению и обожествлению Природы.Древние люди делили весь мир на две половины – мужскую и женскую. У них былибоги и богини, сохраняющие баланс сил. Инь и ян. Когда мужское и женское началасбалансированы, в мире царит гармония. Когда баланс нарушается, возникаетхаос. – Лэнгдон указал на живот покойного: – Пентакл символизирует женскуюполовину всего сущего на земле. Историки, изучающие религии, называют символ«священным женским началом», или «священной богиней». И уж кому-кому, а Соньеруэто было прекрасно известно.

– Так, выходит, Соньер нарисовал у себя на животе символбогини?

Лэнгдон был вынужден согласиться с Фашем, что это несколькостранно.

– Есть еще более специфичная интерпретация. Пятиконечнаязвезда символизирует Венеру, богиню любви и красоты.

Фаш взглянул на голого мужчину, безжизненно распростертогона полу, и что-то проворчал себе под нос.

– Ранние религии основывались на божественном началеПрироды. Богиня Венера и планета Венера – это одно и то же. Богиня занимаетсвое место на ночном небе и известна под многими именами – Венера, Восточнаязвезда, Иштар, Астарте. И все они символизировали могущественное женскоеначало, связанное с Природой и Матерью Землей.

Фаш отчего-то забеспокоился. Точно предпочитал идеюпоклонения дьяволу.