То-то и оно! Она же хочет его убить, и мой отказ и уходничего не изменил. Деньги на его счету для нее лишь второстепенный, побочныймомент. Я вспомнил, как она лежала там, в темноте, вся в напряжении и без сна,уставившись в одну точку и сжав руки в кулаки. И невольно спросил себя, а чтоже такое могли сделать с молодой и прекрасной женщиной, от одного взглядакоторой пронзительно и потерянно ноет сердце? Перед которой нет недосягаемыхвершин бытия — только захоти, намекни? Что же способно перевернуть и сломатьдушу, заставив ее без дрожи и сомнения, хладнокровно рассчитать преступление?Что же сделал один человек другому, мужчина — женщине, что жуткий план местивытеснил все живые помыслы? Этого я, наверное, никогда не узнаю. Но однонаверняка — неповадно будет повторение подобного этому несчастному…

А чего достиг я своим бегством? Добровольно лишилсявозможности получить сто семьдесят пять тысяч долларов? Боже, что я такоенесу?! Да, я безалаберный и не слишком щепетильный тип, такова жизнь — или тыпихнешь кого-то, или он тебя! Но как жить после этого, если даже и минует тебякамера смертника?

Правда, она не просила меня его убивать. Она хотела от менятолько одного: чтобы я достал для нее эти деньги. Достал деньги человека,которого уже не будет в живых… Нет, и в этом случае я все равно стал бы еесообщником.

Но каковы ее окончательные намерения? Как она представляласебе будущее?

Откуда мне знать? Ведь я бежал от нее прежде, чем она успелаобъяснить, что к чему.

На следующее утро я купил пальто, шляпу и отправился напоиски работы. В первую очередь зашел в несколько мест по объявлениям, а потомначал обходить все агентства по найму подряд, просто наудачу. Ноги ныли отусталости. Я заполнял анкеты, оставлял свое имя и номер телефона.

Погода была по-прежнему ненастной и холодной, низкое сероенебо давило, словно грязный металл, готовый опуститься на голову. Если бы всеэто происходило на киноэкране, подумал я, то передо мной обязательно быпоявилась витрина бюро путешествий и в ней — большая, залитая солнцем картина:брюнетка в купальном костюме сидит на пляже перед белым отелем с вывеской:

«Приезжайте в Майами!». В действительности же на картинебыла изображена блондинка и надпись гласила: «Приезжайте в Кингстон».

Около двух я вернулся в бар, расположенный наискосок отгостиницы, заказал шотландского виски и попытался представить, чем она сейчасзанята? И каким образом девушка в купальном костюме может выглядеть такэлегантно. Не в слащавом и дешевом стиле, а в благородном стиле XVIII века.

Потом я поднялся в свой номер и прилег на кровать. Пошелдождь. Я видел в окно, как его капли падают во двор-колодец. Наконец я поднялтелефонную трубку и попросил междугородную.

— Майами-Бич, — попросил я. — Мотель «Золотой рог». Личныйразговор с миссис Мэриан Форсайт.

Хоть поговорю с ней — и то дело!

— Не вешайте трубку, пожалуйста.

Я ждал. До меня доносились приглушенные голоса телефонисток.

— «Золотой рог», — наконец произнес девичий голос. — Кого?Миссис Форсайт? Сию минуту… — И после небольшой паузы:

— К сожалению, она уже уехала.

Я уронил трубку на рычаг. Что ж, не каждый способенотказаться от ста семидесяти пяти тысяч долларов, даже не выслушав предложениедо конца. И я больше никогда ее не увижу. Я закурил и стал следить за дождевымикаплями, думая о том, где бы мы могли побывать вдвоем — в Акапулько, Бимини,Нассау…

Через полчаса зазвонил телефон. Звонили из Майами-Бич. Ееголос был таким же холодным, — вежливым и приятным, как обычно:

— В конце концов, я пришла к выводу, что ты никогда непозвонишь, и вот…

На языке у меня вертелся вопрос, но к чему было егозадавать? Судьба настигает вас с роковой неизбежностью. Будь я даже вкакой-нибудь дыре — скажем, в центре Тибета, — это решительно ничего неизменило бы.

— Твоя взяла! — сказал я. — Приеду сегодня вечером.

— Великолепно, Джерри!

— Где встретимся? — спросил я.

— Ты просто прелесть! Значит, ты пытался до менядозвониться?

— Ты отлично знаешь, что пытался… Так где ты находишься?

— Довер-Уэй, 206, — ответила она. — Идеальное место дляработы.

Я взял билет на самолет, улетающий из Айдлуайлда в пятьсорок пять. Дождь прекратился, но стало еще холоднее. Когда я поднимался потрапу, навстречу мне спускался цветной парень из обслуживающего персонала. Ябросил ему на руку мое пальто.

— Хорошего вам Рождества! — пожелал я.

Когда мы были уже в воздухе и табло «Не курить» погасло, язакурил сигарету. Конечно, в том, что Мэриан нашла меня в Нью-Йорке, не былоничего необычного. Она знала, куда я направляюсь с самого начала. Ее сыщикамдостаточно было только сообщить нью-йоркскому отделению, каким рейсом я вылетелиз Майами, а потом подловить меня в Айдлуайлде и проследить мой путь догостиницы. Остальное, однако, потребовало большой тонкости: выждать, пока я непозвоню первым в «Золотой рог» и не узнаю, что она выехала из мотеля, неоставив нового адреса, потом дать мне полчаса поразмыслить о том, от чего япо-дурацки отказался, даже не оставив за собой щелочки, через которую можновернуться к предложению. Отказался бесповоротно… Поистине тонкий штрих,достойный стратегического ума.

Самолет прилетел в Майами в начале десятого. Я едва дождался— так велико было мое нетерпение, — пока мне не выдадут мою сумку, и взялтакси. Казалось, мы ехали целую вечность.

Довер-Уэй находилась неподалеку от залива — тихая боковаяулочка, всего на три или четыре квартала. Номер 206 был одним из соединенных водно целое домов и отодвинутых несколько в глубь улицы. От тротуара домотделяла живая изгородь, а стены с обеих сторон были покрыты цветущимивьющимися растениями.

Я расплатился с таксистом и направился по дорожке кпарадному. Над входом горели фонари, но в окнах квартиры света не было. Я нажалкнопку звонка.

Она встретила меня такая же нарядная: в темной юбке истрогой белой блузке. Я пинком захлопнул дверь, бросил сумку на пол и сжал ее вобъятиях. Она приняла мои поцелуи с тем же спокойным и равнодушным выражением —даже, можно сказать, милостиво, но без особого желания превратить это впостоянный ритуал. Потом улыбнулась:

— Как тебе нравится наша квартира?

Маленькая квартирка была что надо: хорошо обставленная, скондиционером, очень спокойная и тихая. Основную комнату, занимавшую, пожалуй,больше половины всей квартиры, устилал серый ковер, а спускающиеся до полузанавески на обоих окнах были темно-зеленого цвета. Диван и три креслапредставляли датский модерн, а длинный кофейный столик из тика сверкалзеркальным покрытием. Возле него стояли три пуфа, обитых вельветом яркойокраски. Прямо напротив была дверь в спальню. Справа от нее — другая дверь,которая вела в небольшую кухню-столовую. Слева от входа в спальню разместилисьвстроенные в стену книжные полки с раздвижными стеклянными дверцами. В углустоял радиофонограф, отделанный мореным дубом.