На одном конце кофейного стола я увидел купленный еюмагнитофон с проводом-удлинителем, протянувшимся по серому ковру. Рядом с ним —несколько коробок с лентой, стопка тетрадей для стенографических записей икарандаш.

— Я работала, — объяснила она. Присев на один из пуфов,стоявших у кофейного столика, она потянулась за сигаретой. Я поднес ейзажигалку, закурил сам и уселся по-турецки на полу.

— Ты была уверена, что я вернусь, не так ли? — спросил я,оглядывая комнату.

— Возможно, — уклончиво ответила она. — Я ведь изучала тебяцелую неделю.

— И все ради ста семидесяти пяти тысяч долларов? Ты простохотела дать мне прийти в себя после твоего предложения?

Она кивнула:

— Мне кажется, что деньги сами по себе для тебя мало чтозначат, но некоторые твои привычки обходятся тебе очень дорого. И потом, тынастоящий циник.

Наверное, она опять права, подумал я, глядя на классическиелинии ее головы, на яркие краски, на суровую формальность белой блузки, котораякончалась простым круглым воротом, охватывающим ее нежную шею. Мэриан все времяказалась необыкновенно нарядной именно из-за ее утонченной благородной красоты.Неужели ей ни разу не пришло в голову, спрашивал я себя, что я мог вернутьсяради нее самой? Потом я спросил ее и об этом.

— Нет, такое мне в голову не приходило, — призналась она. —Да и с чего бы? Почему?

— Потому что, может быть, это и правда… Отчасти…

— Кажется малоправдоподобным. Во всяком случае, я на такоене рассчитывала.

— Почему? — упорно добивался я.

— Ты очень привлекательный молодой человек, ты можешьочаровать любую девушку, а здесь полным-полно прелестниц…

— Ты чрезмерно скромна. И почему ты называешь меня молодымчеловеком?

Она подняла брови:

— А что, в двадцать восемь лет ты считаешь себя стариком?

— В тридцать четыре тоже себя старухой не назовешь.

— Так, значит, ты проверил мое водительское удостоверение?

— Конечно! Только, разумеется, не для того, чтобы узнатьтвой возраст, а чтобы выяснить, кто ты. Кстати, тебе и тридцати нельзя дать.

— Ты мне льстишь, — ответила она. — А теперь, если мыпокончили с вопросами о моей привлекательности, не заняться ли нам делом?

Это начинало меня немного раздражать. Ни одна такаяпривлекательная женщина не имеет права столь пренебрежительно относиться ксвоему неотразимому, просто сокрушительному воздействию на других. Я обнял ее ипоцеловал. Она не только не стала сопротивляться, но и сама обняла мою шею. Намгновение ее глаза, широко раскрытые, мечтательные, оказались перед моими. Яснова поцеловал ее, охваченный волнением от одного только прикосновения.

Потом подхватил ее, перенес в спальню и, выключив свет,медленно раздел. Она была такой же уступчивой и милой, как и раньше, но и такойже далекой, недосягаемой. Очевидно, самый простой способ снять с повестки днястоль второстепенный вопрос, как секс, состоял в том, чтобы поскорее занятьсяим и поскорее с ним покончить.

Она лежала рядом со мной в темноте. Я видел тлеющий огонекее сигареты.

— Ну хорошо, — вздохнул я. — А теперь расскажи мне все попорядку.

— Может быть, начнем с того, на чем остановились? Ясобираюсь уничтожить его!

— Почему?

— Потому что я его ненавижу!

— А это почему?

Мне показалось, что Мэриан вздохнула.

— А почему ты сам не попробуешь поразмыслить над тем, покакой причине женщина может возненавидеть мужчину, если ради него она разрушиласвой собственный брак и поступилась своей репутацией, помогла ему разбогатеть,добиться положения, а вдобавок ко всему работать на него по двадцать четыречаса в сутки последние десять лет. А ведь она могла отдать их любому другому…

— Только не волнуйся, — перебил я. — Ведь я для тебя простослучайный прохожий. Значит, он тебя бросил?

— Вот именно! — Она засмеялась так, словно посыпалисьосколки разбитого стекла. — Конечно, пока я вела его дело, мне следовало быпредложить ему составить график по выплате пенсий престарелым служащим. Тогдамне не о чем было бы беспокоиться. Я смогла бы тогда купить маленький коттедж,завести кошку для компании и зажить богатой и полной жизнью, о какой мечтаеткаждая женщина…

— Брось нести чепуху! — перебил я ее. — Кто она? И почему тырешила, что это навсегда?

— О, она такая хорошенькая! Внешность девственницы, косацвета меди. Этакое большеглазое существо, привлекательное своей беззащитностью…Как сибирская язва или готовая ужалить кобра…

— Да будет! Тебе ли бояться такой дешевки?!

Она тебе и в подметки не годится.

— Ну и что из этого?

— О, ты и в самом деле очень молода!

— Я забыла, что мужчинам надо пройти определенную фазу междупервым и вторым искушениями, если они действительно интересуются женщинами.Впрочем, не важно. Они хотят обвенчаться в январе.

— Я за тобой не поспеваю. Не понимаю. Он же не мог женитьсяна тебе, потому что был женат! Что же случилось с его женой?

— А с ней случилось вот что, не говоря уже о том, чтопоследние восемь лет они жили врозь, — месяцев пять назад она умерла.

— Но, послушай, я сильно сомневаюсь, чтобы кто-нибудь могморочить тебе голову целых десять лет. Если у него это было серьезно, то почемуон не добился развода?

— И он, и его жена — католики.

— Понятно. И теперь, когда можно жениться вторично, он…

— Да, да! — не выдержала она. — Видишь, что получилось?

— Я вижу и кое-что другое: тебе это просто так не сойдет.

— Необязательно…

— Послушай, — продолжал я, — в течение шести лет он брал оттебя все, что считал нужным, а потом, когда получил возможность жениться,бросил ради другой. Если он будет убит, то полиции хватит и двадцати минут,чтобы сообразить, что к чему.

— Ты недооцениваешь меня, — возразила Мэриан. — Я заберу унего сто семьдесят пять тысяч долларов и убью его. И никто никогда меня не заподозрит— по той простой причине, что никто даже не узнает, что это вообще былосделано. Ты удовлетворен?