Мальчишки и девчонки в школе ужасно обрадовались нам, и мыочень весело провели там все время их перерыва. Сыновья Гендерсона по дороге вшколу увидели неизвестного глухонемого и рассказали о нем, так что все только онем и говорили, все хотели увидеть его, потому что никогда в своей жизни невидели глухонемого, словом, это вызвало всеобщее волнение.

Том сказал мне, что молчать при таких обстоятельствах ужаснотрудно и что если бы мы сейчас рассказали все, что мы знаем, то стали быгероями, но еще более героически хранить молчание, – может, только двоемальчишек из миллиона способны на это. Вот как рассудил Том Сойер, и попробовалбы кто-нибудь рассудить лучше.

В первые же дни глухонемой стал всеобщим любимцем. Его зналиуже на всех фермах в округе, все с ним возились и ухаживали за ним и былиужасно горды тем, что у нас появился такой чудной человек. Одни приглашали егок завтраку, другие к обеду, третьи к ужину, его набивали до отказа кукурузнойкашей со свининой и никогда не уставали глазеть на него, дивиться ему, и всестарались хоть что-нибудь узнать о нем – уж очень он казался необычной фигурой.Толку от его знаков никакого не было, никто не мог его понять, да и он,наверное, сам не знал, что хотел сказать, однако гудел он исправно, и всевокруг были чрезвычайно довольны и с интересом слушали, как он гудел.

Он повсюду носил с собой грифельную доску и грифель, – всеписали на ней вопросы, а он писал ответы; но никто, кроме Брейса Данлепа, немог ничего разобрать в его каракулях. Брейс говорил, что он тоже не очень-тохорошо разбирается в них, а большей частью догадывается, о чем идет речь. Порассказам Брейса выходило, что глухонемой приехал сюда издалека; раньше он былбогат, но мошенники, которым он доверял, разорили его, теперь он нищий и житьему не на что.

Все кругом расхваливали Брейса Данлепа за его доброту: ондал бедному калеке отдельную деревянную хижину, приказал своим неграмзаботиться о нем и носить ему еды, сколько он захочет.

Бывал глухонемой несколько раз и в нашем доме, – дело в том,что дядя Сайлас так страдал сам в эти дни, что всякий другой несчастный человекбыл ему утешением. Мы с Томом ничего не выдали, что встречали его раньше, и онникак не показывал, что знал нас.

Семья дяди Сайласа разговаривала при глухонемом о своихбедах так, будто его и нет здесь, но мы рассудили, что ничего худого в том, чтоон слышит эти разговоры, нет. Обычно он не обращал внимания на эти разговоры,но иногда как будто и прислушивался.

Так прошло два или три дня, и все вокруг всерьезвстревожились из-за того, что Юпитер Данлеп пропал неизвестно куда. Всерасспрашивали друг друга, что же могло с ним случиться. Но никто ничего незнал, все только качали головами и говорили, что это очень странно. Прошел ещеодин день, и еще один, и все вокруг начали говорить, что, наверное, его убили.Ох, и всполошились тут все! Языки так и трещали. В субботу несколько человек –по двое, по трое – отправились обыскивать лес, в надежде найти останки Юпитера.Мы с Томом взялись помогать им, и это было замечательно интересно. Том был такувлечен этим делом, что ему было уже не до еды, не до отдыха. Он говорил, чтоесли мы найдем труп, то мы прославимся и разговоров об этом будет больше, чемесли бы мы утонули.

Остальным поиски скоро надоели, и они их бросили, но тольконе Том Сойер – это было не в его характере.

В субботу ночью он вовсе не спал – все старался придуматьплан. И к утру план был готов. Том вытащил меня из постели и, страшно волнуясь,сказал:

– Гек, одевайся скорее, я придумал! Нам нужна ищейка! Черездве минуты мы мчались по дороге к городку. У старого Джефа Гукера была ищейка,и Том надеялся выпросить ее. Я ему говорю:

– Слушай, Том, ведь следы слишком старые, и, кроме того, тыже знаешь, прошел дождь.

– Это не имеет никакого значения, Гек. Если тело спрятаногде-нибудь здесь, в лесу, то ищейка найдет его.

Если его убили и зарыли, то вряд ли зарыли глубоко, и еслисобака попадет на это место, то она его наверняка почует. Гек, клянусь, мы прославимся,– это так же верно, как то, что ты родился на свет.

Он весь загорелся, а уж когда Том чем-нибудь загорается, тоостановить его невозможно. Так было и на этот раз. Не прошло и двух минут, какон все себе представил – не только отыскал труп, нет – он уже напал на следубийцы. Так как ему и этого было мало, он уже собирался преследовать убийцу дотех пор, пока…

– Ну ладно, – сказал я, – ты сначала найди труп. Я думаю,что пока и этого будет достаточно. А может, никакого трупа нет и в помине и вообщеникого не убивали. Этот малый мог просто уйти куда-нибудь, и никто его неубивал.

Том как будто растерялся и говорит:

– Гек Финн, я никогда еще не встречал такого человека, какты, который бы так старался все испортить.

Если ты сам ни на что не надеешься, так ты и другим мешаешь.Ну что тебе за радость вылить ушат холодной воды на этот труп и говорить, чтоубийства вообще не было? Никакой. Не понимаю, как ты можешь так делать. Я бытак не сделал по отношению к тебе, ты это знаешь. У нас есть такаязамечательная возможность прославиться и…

– Ну, валяй, валяй, – говорю я ему, – я очень извиняюсь иберу свои слова обратно. Я ничего не хотел сказать. Поступай, как ты хочешь.Мне до него нет никакого дела. Если его убили, то я так же рад этому, как и ты,а если его…

– Я никогда не говорил, что я рад, я только…

– Ну ладно, тогда я так же огорчен, как и ты. В общем,пользуйся этой возможностью так, как ты считаешь нужным. А этот тип…

– Никаких разговоров о возможности я не вел, Гек Финн. Никтооб этом не говорил. А что касается…

Тут Том забыл, о чем он говорил, и, задумавшись, пошелдальше. Видно было, что он опять постепенно приходит в раж; и действительно,вскоре он заявил мне:

– Гек, это же будет первоклассная штука, если мы найдем труппосле того, как все бросили искать его, а потом мы еще и убийцу раскроем. Этобудет честь не только для нас, но и для дяди Сайласа, потому что сделаем этомы. Это дело опять поднимет его, вот увидишь.

Однако когда мы заявились в кузницу Джефа Гукера ирассказали ему, зачем пришли, он высмеял всю нашу затею.