Последнюю фразу она произнесла с таким превосходством, чтоне оставалось сомнений: уж с ней-то такое не случится. И личная жизнь будет впорядке, и фигурка не подкачает.

На столе затренькал телефон, завуч подняла трубку, ноотвечать не спешила. Она смотрела на меня, недвусмысленно намекая, что надозакрыть дверь с той стороны. Я вышла в коридор, и тут оглушительно прогремелшкольный звонок.

Я спустилась на первый этаж, помня о том, что обычно здесьрасполагаются младшие классы. Учительница как раз проводила детей до раздевалкии теперь прощалась с каждым в отдельности:

– Маша, ты сегодня была умничкой… Игорек, скажи маме,что тебя пора подстричь… Тимофей, не забудь показать дневник родителям!

Тимофей, рыжий мальчишка с хитрыми глазами, оченьубедительно закивал:

– Конечно, Марина Иванна, обязательно!

Но что-то мне подсказывало: предки останутся в неведении.Очевидно, Марина Ивановна тоже так решила, потому что добавила:

– Я им позвоню.

Заметно сникший ребенок поковылял к выходу. Но уже черезнесколько шагов от его печали не осталось и следа. Наверное, выход был найден.

– Боюсь, что сегодня в квартире внезапно сломаетсятелефон, – с улыбкой сказала я учительнице.

Она засмеялась в ответ:

– Телефон уже ломался. В этот раз случится что-нибудьдругое, у мальчишки отлично работает фантазия.

Хорошего человека видно с первого взгляда. Я сразу поняла,что Марина Ивановна – бесхитростная женщина, которая очень любит детей. Ей былолет сорок пять, наверняка у нее имелись муж и собственное потомство. Она былаблагополучна и счастлива, и поэтому сам бог ей велел работать педагогом.

Я вообще считаю, что несчастливые люди не должны учить ивоспитывать детей. Они могут быть хорошими водителями, инженерами, директорами,но вот работать с детьми им категорически запрещено. Непонятно только, какучитель может быть счастлив, получая копейки за свой адский труд. Но пусть этоостанется на совести нашего правительства.

– Это первый класс? – поинтересовалась я.

– Нет, второй «Б».

– А Варвара Николаевна Поликарпова какой класс ведет?

– Второй «А», но ее сегодня нет, она болеет.

Я повторила историю про бедную родственницу из Улан-Удэ.

– Что же мне делать? Я не могу ночевать на вокзале! Даи вдруг с Варей что-то случилось? Прямо руки опускаются!

В глазах Марины Ивановны появилось сочувствие, мне дажепоказалось, что она готова предложить провинциалке кров и стол.

– В последнее время Варвара очень изменилась, –задумчиво проговорила она. – Раньше была веселая, активная, участвовала вобщественной работе, к каждому празднику рисовала стенгазету. А потом вдругстала апатичной, все чаще сидела на больничном, на работу ей было наплевать. Иеще – она очень сильно прибавила в весе, очень! Хотя, казалось бы, у неепоявился молодой человек, Варя должна была взять себя в руки. Но она, наоборот,распустилась.

– Молодой человек?

– Ну да, неплохой парень, пусть и без высшегообразования. Но разве это так уж важно для совместной жизни? Главное, чтобыбыла любовь.

Боясь спугнуть удачу, я осторожно спросила:

– Значит, вы его знаете?

– Он помогал оборудовать компьютерный класс в нашейшколе: собирал столы, прокладывал кабель… А месяц спустя я увидела его на улицев компании Варвары, выглядели они как влюбленные голубки.

– Может, если у них серьезные отношения, Варя у негообитает?

Марина Ивановна пожала плечами:

– Вполне возможно.

– А как узнать его координаты? Или хотя бы имя?

– Молодого человека на работу нанимал завхоз ЕгорВасильевич, спросите у него. Комната вон там, сразу за раздевалкой.

Я внутренне ликовала. Как все оказалось просто! Сейчасбыстренько поговорю с завхозом, выцарапаю координаты Артура – если это,конечно, он, – и дело в шляпе. Сразу станет понятно, разыгрывала меняВарвара или нет. Ну а если Артур и правда собирается ее убить – то с чистойсовестью сдам преступника правоохранительным органам. И жизнь моя сновавернется в спокойное русло.

Я поблагодарила милую учительницу и попрощалась. К ней тутже бросилась дама с роскошным букетом роз.

– Мариночка Ивановна, я к вам! – елейным голоскомпропела она.

Что-то знакомое было в ее облике. Где-то я уже видела этукривую улыбочку и похожее выражение глаз – масляное и цепкое одновременно…Вспомнила! Со мной в классе училась такая Наташа Майская. Девочка весьмасредних способностей перед выпускным классом неожиданно подтянулась по всемпредметам. Она щелкала математические уравнения, словно орешки, легкооперировала законами физики и блестяще раскрывала тему сочинения. Стоило ейвыйти к доске и сказать пару фраз, как учителя прерывали: «Достаточно, садись,пять!»

А я за полгода до получения аттестата отчего-то понахваталачетверок, и медаль, уже маячившая на горизонте, уплыла прямо в белы рученькиНаташи. Я только диву давалась: в течение девяти лет педагоги не моглиразглядеть ее таланты, бедняжка перебивалась с тройки на четверку! И вотнаконец-то справедливость восторжествовала.

Тайна волшебного превращения раскрывалась просто. Я, наивныйсоветский ребенок, не знала, что мамаша Майской чуть ли не ежедневно таскаласьв школу. С услужливой улыбочкой она преподносила учителям то цветочки, токоробочку конфет, а то и нечто более значительное – дефицитные французскиедухи, например. И тоже называла их уменьшительно-ласкательно – «ОксаночкаВитальевна», «Еленочка Андреевна».

Вот и эта родительница, помимо букета, держала в рукахподарок – большую квадратную коробку, завернутую в блестящую бумагу. Что-торановато она начала умасливать педагогов, прямо с начальной школы. Очевидно,спиногрыз бесперспективен во всех отношениях.

Кстати, Наташе Майской серебряная медаль не очень-то помоглав жизни. Она поступила на вечернее отделение какого-то малопрестижного вуза, еенесколько раз отчисляли за неуспеваемость, всеми правдами и неправдами онавосстанавливалась и в итоге через двенадцать лет получила-таки диплом.Насколько я знаю, сейчас Майская работает рядовым бухгалтером в супермаркете.Не бог весть какая карьера для медалистки.

Так что судьба – дама принципиальная, конфетами да духами еене подкупишь.

Завхоза на месте не оказалось.

– Сегодня же суббота, выходной, – объяснилохранник.

– А дети почему учатся?

– Они на шестидневке, нормативы в норме.

– Какие еще нормативы? – не поняла я.