то что королевством правили два монарха. В настоящее время она находится во Дворце Единства, где именно – неизвестно, но явно на атласной подушке, в окружении стражи. На каждой коронации ее выносят для краткой примерки: если правитель законный и пригоден для трона, корона возлежит на его голове спокойно, если же правитель признан недостойным, корона бунтует и рассыпает искры. Всех приучили верить, будто это выбор высших сил, но Калла почти убеждена в существовании научного объяснения. Говорят, еще до короля Каса была одна попытка узурпировать власть. Один из членов Совета возглавил вооруженные силы мятежников и вместе с армией своей провинции ворвался во Дворец Земли. Но, едва опустив корону на собственную голову, этот член Совета рухнул на пол и умер на месте без какой-либо явной причины. Его армия разбежалась, его провинцию передали другому члену Совета. Правление законного короля благополучно продолжилось.

– Об этом не беспокойся, – заверяет Август. – Корона меня признает.

Калла снова поднимает бровь, но кузен стойко выдерживает ее прямой взгляд. Слишком уж он оптимистично настроен – для того, кто вознамерился нарушить многовековое право престолонаследования.

Подобно любому другому материальному объекту этого мира, корона содержит толику ци – гораздо меньше, чем требуется для создания человеческой души, но достаточно, чтобы поддерживать в короне дыхание жизни. Верующие утверждают, будто эта ци была наделена властью определять и решать, направляемой стародавними богами, чтобы находить в королевском роду того, кто наиболее достоин восседать на престоле Талиня.

Вероятнее всего, та же древняя магия, которая дарует способность совершать перескоки из одного тела в другое, сотворила и корону, неразрывно связанную с родами Шэньчжи и Толэйми. И разумеется, это означает, что достойным должен признаваться каждый потомок этих родов.

– И что? – все так же пренебрежительно продолжает Калла. – Ждешь, когда откинется Каса, чтобы забрать корону? Или дождаться не можешь, хочешь подмешать яду ему в чай?

Ее кузен качает головой.

– Нельзя, чтобы на меня упала хотя бы тень подозрения, – заявляет он. – Я хочу, чтобы убийство было совершено публично. Причем известным и явным виновником, возможно, находящейся в розыске принцессой, которая замыслила пробраться во дворец в качестве победительницы игр. В этом случае никто не обвинит меня в причастности к случившемуся, и я смогу сыграть преданного скорбящего сына. Как только тебя схватят, я взойду на престол и помилую тебя в знак благосклонности нового правителя. Неужели это не заманчиво?

– Нет, – отрезает Калла. – Я не желаю видеть очередного короля. Хочу положить конец любому королевскому правлению. И потом, ты заблуждаешься, думая, что тебе достаточно владеть короной, чтобы править. Даже если корона признает тебя, Совет все равно может отнять ее… – она щелкает пальцами, – вот так.

Лицо Августа озаряет не то чтобы улыбка, но ее подобие. Губа вздрагивает в мимолетном насмешливом удивлении. Как будто сама эта мысль, высказанная в его присутствии, позабавила его.

– Думаешь, мы жили бы так, как сейчас, если бы народ не верил в корону? – спрашивает Август. – Думаешь, в противном случае наше население до сих пор не восстало бы и не потребовало бы нового правителя? В нее верят, Калла. Она нужна людям как элемент порядка. Жаловаться и сетовать на короля они могут изо дня в день, но в них будет жить непоколебимая убежденность, что лучшего они не заслуживают, если так считает корона.

Дверь закусочной «Магнолия» издает звон, вваливается еще одна компания посетителей, и каждый задерживается у турникета, неверными пальцами набирая номер на клавиатуре. Почти задумчиво Август смотрит, как они набиваются в одну из загородок.

– Это относится и к Совету. Признание кого-либо короной – мандат на правление этой страной. Как только она окажется у меня на голове, ни один член Совета не посмеет сорвать ее. Отрицать это – все равно что отрицать сам Талинь. Если у меня нет права быть королем даже после того, как меня признала корона, значит, и у членов Совета нет права на их земельные владения. Ведь они дарованы королями, так? А королей выбирала корона.

Калла откидывается на спинку дивана и поджимает губы. Вновь прибывшие по соседству располагаются как дома. В усиливающийся и затихающий гул разговоров в закусочной вплетаются их возбужденные, визгливые голоса. Илас выходит в зал принять заказы, бросает настороженные взгляды на Каллу, но не вмешивается. Выслушав требования о нескольких порциях острых вонтонов и наскоро записав заказ, Илас возвращается на кухню.

– Ну хорошо, – говорит Калла. – Допустим, все остальное сложится. Но ты ведь можешь взять и оставить меня за решеткой после того, как я проверну это дело. Почему я должна тебе доверять?

– А почему бы и нет? – парирует Август. Он поддергивает рукава, подставляя руки выше запястий голубовато-белому свету. В этом холодном освещении остальные посетители закусочной имеют болезненный вид, признаки обычного для горожан недоедания становятся заметнее. Август же при всем старании не смог бы притвориться, будто недоедает. Только его черты лица приобретают выразительность и выделяется маленький шрам на запястье.

На одном дипломатическом приеме во времена их детства слуга разбил рядом с Августом вазу, осколки которой порезали ему руку. Резко обернувшись, король Каса спросил, в чем дело, но, вместо того чтобы выдать слугу, Август солгал – сказал, что ваза упала сама, а кровь, капающая у него с пальцев, – это пустяки. Каким бы порой холодным и занудным ни был Август, по натуре он не злой.

Если престол достанется ему, он будет править успешно. Хороших королей не бывает, но есть справедливые.

– А какие у тебя варианты, Калла? – негромко спрашивает Август. – Ты должна понимать, что другого способа совершить убийство правителя и остаться в живых не существует. Дворцовая стража схватит тебя сразу же, как только ты нанесешь удар. Ты сама подписываешь себе смертный приговор.

– Если иначе никак, – отзывается Калла, – я готова. Мой смертный приговор в обмен на свободу от правителей для Талиня.

– Тогда выслушай меня. Смертный приговор тебе вообще не нужен. У тебя есть я. После того как ты освободишь королевство, я освобожу тебя.

В этом обещании чувствуется нечто слишком удобное, чтобы быть правдой. Август всегда внушал подозрения излишней учтивостью. С одной стороны, она готова принять план кузена, но с другой – понимает, что слишком отчаянно жаждет спасения для Талиня, а отчаяние застилает взор рассудка. Прошло пять долгих лет, одиноких лет труда без гарантии успеха. А расставленная для нее здесь ловушка так вопиюще очевидна, настолько откровенно тревожна, что остается лишь гадать, вдруг Август и впрямь настроен искренне, потому что как можно рассчитывать обмануть кого-либо настолько прозрачным замыслом?

– Ты