Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Спускаюсь вниз пешком. Меряю ступеньки в подъезде. Вроде нормально, сердце не колотит. Вышел во двор. Разминаюсь. На соседней перекладине болтаются двое мальчишек с модными причёсками, облаченные в полиэстеровую воркаутскую броню. Бицепсы крепкие, да ножки-палочки.
Начинаю выполнять подтягивания. Да уж, постарел, не то что раньше. Ну, думаю, пару подходов сделаю. Не спеша, спешить мне некуда. Краем уха улавливаю громкий, противный голос: «Да хуйня все это. Чё вы как бабы в колготках? Шорты надел и давай по двадцать раз, работай, работай. Закаляться надо. Мы в спецназе и в жару, и в холод часами на турниках висели, а вы, молодые, раз-два и обкончался… И чё это за амплитуда? Слышь, кучерявый, ты и в телку также засовываешь, на полнапёрстка?..»
Я еще толком не успеваю идентифицировать голос, как мне на спину со всего маху опускается здоровенная пятерня.
— А-а-а, бобер из спячки выполз. Елочное украшение! Чё висишь? Работааай, братик!
«Тфу, Стрекоза! — понял я и соскочил на землю, растирая ладони: — Следит он за мной, что ли? Выслушивать теперь эту ахинею и нравоучения».
Обернулся. Надо мной, словно каланча высилась двухметровая стотридцатикилограммовая махина. Бугры бицепсов, трицепсов, стальные канаты предплечий, широченная, словно плита, грудина. И всю эту «мясную лавку» венчала на удивление маленькая, бритая голова с аккуратными, всегда навострёнными ушками и тяжеленным подбородком, объём и непропорциональную величину которого не могла скрыть даже по-купечески окладистая рыжая борода. Стрекоза стоял, уперев руки в боки, с привычным выражением собственного превосходства, навечно застывшем на смуглой морде с резко очерченными крупными чертами. Облаченный в навороченные тактические милитари-брюки с нелепыми огромными наколенниками, поношенный спецназовский тельник и новенькие облегченные «натовские» берцы песчаного цвета, он являл собой образец безграничного самодовольства.
— Окислился, брательник. Застоялся. Спецназовец и до девяноста лет должен быть как штык. Твердый и острый! А ты? Чаехлёб ты наш, принцесса Нуррри!
— Бл…, — как всегда, при виде Стрекозы захотелось сказать ему какую-нибудь гадость, но вместо этого я почему-то спросил его: — А на хера тебе на гражданке брюки с наколенниками? Они ведь мешают только. Да и берцы почему у тебя «натовские»?
— И чё, что «натовские»? Казаки тоже в походе с убитых врагов доспехи снимали. А эти — трофейные! — манерно растягивая слова, произнес мой незваный гость.
— А наколенники… — начал он глубокомысленно, воздев к небу огромный коричневый палец. Но фразу не закончил. С громким гиканьем Стрекоза молниеносно сделал изготовку для стрельбы сидя, стукнувшись об асфальт наколенниками. Быстро глянул вправо-влево, сканируя сектор воображаемым пистолетом. Затем, довольный результатом, убрал его в воображаемую кобуру.
— Ты никогда не знаешь, что ждет тебя в следующую минуту, сынок, — ухмыльнулся он и бодро вскочил на ноги.
Пространство внезапно наполнилось множеством чуждых человеческому уху звуков, издаваемых глоткой здоровяка. Был ли это смех или рев удовлетворения, я судить не берусь. Однако молодые атлеты, которые и так все время косились в нашу сторону, ретировались окончательно, прихватив все свои протеиновые шейкеры.
— Во, гляди, как надо! — проорал Стрекоза, повиснув на перекладине. И, правда, могучее тулово поднимало себя раз за разом, не ведая усталости. Я уже и со счета сбился. А потому, отвернулся, пресыщенный этим зрелищем, и стал устанавливать резину.
— Тюю, опять клопа ебет. Что ты тянешь эти ленточки?
Подобно фокуснику, Стрекоза извлек из ниоткуда двухпудовую гирю и стал ее выжимать, крутить и швырять, сопровождая свои движения такой знакомой мне проповедью.
— Нельзя малодушничать, братан. На мель сядешь — обабишься. Как только, так сразу. Начнешь педерастов всяких слушать, политика-хуитика. Масоны-говноеды тебя сразу оцифруют. Работай над собой, нытик!
Я уже собрался было грубо ответить своему давнему знакомому, но внезапно пыхтение и говор смолки. Над площадкой повисла какая-то пронзительная, противоестественная тишина. Стрекоза исчез. И гиря тоже.
«С собой он ее носит, что ли? — зло подумал я. — И что за привычка исчезать, не попрощавшись? Всегда так! Вот же недоделок…»
Постояв еще немного, оглядывая пустой неприветливый двор, я плюнул и пошел обратно в дом.
РУТИНА
Вернувшись из Моздока, мы обнаружили, что в отряде пополнение. Появилось много новеньких, как солдат, так и офицеров.
Из молодых бойцов я сразу нашел общий язык с Москалем и Костяном. Костя был высоким, худощавым парнем, ростом под метр девяносто. Так же, как и многие в то время, Костян наслушался рассказов своего дружка-краповика. Тот отслужил в спецназе и прошел жесткие побоища первой чеченской кампании. Любил мужик потравить байки, вот Костян и сам загорелся податься в спецназ.
Я заметил, что самые крупные ребята, на кого изначально делалась ставка еще на КМБ, как ни удивительно, не стремились участвовать в «прожарках». Их устраивали места поваров и хлеборезов. Зато после ухода старшего призыва, они надевали береты оливкового цвета, шуршуны[73] и делали себе фотографии на огненно-штурмовой полосе, готовили дембельские альбомы, чтобы потом рассказать, как проливали кровь в спецназе. Хотя проливали они там по большей части только компот. Такие «сказочники» встречаются, наверное, везде. Везде и всегда.
Из старых офицеров остался только Странник — опытный разведчик, участвовавший в первой кампании.
Новенький, со странным позывным «Зубочистка», показался нам нормальным человеком, спокойным, «без понтов». Но его взгляд невольно выдавал в нём скрытого садиста и адреналинового наркомана.
Странник, принимая группу, понимал что делает. Он сам стал офицером после срочной службы, а в первую кампанию командовал небольшим подразделением. Таких офицеров везде уважают.
Я осмелился подойти к Страннику, попроситься в увольнение. К моему удивлению получил положительный ответ. Странник велел подойти к нему после развода, тогда он выпишет увольнительную на пару суток. В своей излюбленной манере он шутканул: «А ты что думал, боец? Я где нормальный, а где и беспощаден!»
Я мечтал увидеть родных и друзей, выспаться, да и просто поесть домашней еды и выстирать вещи.
Договорившись со связистом за банку сгущенки, позвонил родителям, предупредил о приезде.
Если вы встретите бойца, который по отряду передвигается не бегом, а идет вальяжным шагом, во весь рот улыбается, значит этому бойцу дали увольнительную…
В то время я был доволен службой, новыми друзьями, новым опытом.
С теми ребятами, которые занимались спортом, мы организовали своего рода секцию. Боксировали, спарринговали, «таскали» железо. Я значительно прибавил в весе. Был так заряжен и замотивирован, что мне казалась — смогу отбить голову любому оппоненту в рукопашной схватке…
Кошмар
