А что? Настроение у меня хорошее, экономка своей просьбой потешила мое эго, так что можно и соизволить.

Завтрак мне подали просто роскошный: воздушная рисовая каша обильно политая растопленным сливочным маслом, пышные оладьи с вишневым вареньем и большой чайник ароматного травяного чая.

Я еще никогда ничего вкуснее не ела. И не могла оторваться, пока тарелки не опустели. Я откинулась в кресле допивая последнюю чашечку чая… живот натянулся как барабан, но чувствовала я себя прекрасно. Надо все же предупредить кухарку, чтобы делала порции раза в два поменьше. Это она, наверное, графу так подавала. Если я каждый раз буду так объедаться, то скоро в двери не пролезу. И гардероб придется менять. Хотя это и к лучшему. Закажу платья на свой вкус.

Я довольно рассмеялась. Мне абсолютно точно нравится быть баронессой.

– Леди, у нас заканчиваются дрова и продукты, – первой же фразой опустила меня с небес на землю госпожа Гизелла.

– Я выдала вам вчера деньги на следующий месяц, – нахмурилась я, решив стоять до конца. Мне дали шесть мешочков на полгода. Я вчера пересчитала монеты. В каждом было по тридцать золотых монет. И раз его светлость сказал, что этого должно хватить, значит так оно и есть.

– Это половина долга за предыдущие месяцы, – спокойно ответила экономка, – кроме нас вы задолжали еще за дрова и продукты. Если вы не рассчитаетесь с долгами в ближайшие пару дней, боюсь, вам нечем будет топить дом и не на что покупать продукты…

– Это не мои долги, – разозлилась я, – это долги предыдущих хозяев. Вот пусть они и рассчитываются!

Гизелла пожала плечами и склонила голову:

– Как вам угодно, леди Лили. Я ввела вас в курс дела, но как поступить решать только вам. Либо вашему мужу… если он есть, – добавила она.

С каждой секундой экономка нравилась мне все меньше и меньше. И я уже готова была уволить ее, не дожидаясь срока ультиматума. Еще суток не прошло, как я приехала в поместье, а меня уже обвешали долгами, как новогоднюю елку!

И что мне теперь со всем этим делать?

Экономка ушла, а я все сидела в кресле, мрачно размышляя о своем будущем, которое вдруг перестало быть прекрасным и безоблачным.

Расклад, выданный госпожой Гизеллой был таков:

Чтобы рассчитаться с долгами, мне нужно было отдать еще два мешочка. И у меня останется три. На шесть месяцев.

Ежемесячное жалованье прислуги составляет десять монет. Плюс дрова и продукты – еще десять. Еще примерно три-четыре нужно на различные хозяйственные нужды: мыло, щетки, скатерти и все остальное. Итого на мои платья-булавки останется всего шесть-семь золотых. С одной стороны это много, а с другой не особенно. Меня снабдили зимней одеждой, но через два-три месяца начнется весна, а потом и лето. И мне необходим новый гардероб. Пусть даже не такой разнообразный, но хотя бы по паре платьев и туфли на сезон нужны.

Я еще не знаю цены, но не думаю, что приличная, статусная одежда стоит дешево.

Расклад по доходам был еще менее радужным.

Экономка, ехидно поблескивая глазами, сообщила, что у графа были серебряные рудники, и он не бедствовал. Это поместье он использовал исключительно для отдыха, поэтому здесь нет пахотных земель и каких-либо других источников дохода. Кажется, есть сад, сказала она, но он вроде как отдан кому-то в аренду.

Вот только и аренда, и оброк от крестьян были собраны королевским управляющим по осени. И следующий платеж только через год.

Почему королевский управляющий, собрав доходы, не рассчитался с ней и с остальной прислугой, экономка не знала и могла только пожать плечами в ответ.

Это был крах. Окончательный и бесповоротный. Герцог был абсолютно прав, это поместье предназначено только для того, чтобы не умереть с голоду.

Мне придется уволить всю прислугу. Оплачивать им чужие долги я тоже не собираюсь, пусть идут к королевскому управляющему. Это сэкономит мне сразу пятьдесят золотых жалованья и еще немного на продуктах. А с их обязанностями я справлюсь и сама. Не белоручка. Раньше я и работала, и дом на себе тащила: готовила, убирала – все сама. Дом здесь не такой уж большой, и кроме меня никого не останется.

Дрова и продукты, которые в поместье привозят из города, я тоже оплачивать не собираюсь. И, вообще, не знаю, почему так странно было заведено при графе, но и дрова, и продукты можно брать у крестьян в счет будущего оброка. И им хорошо, платить меньше, и мне тоже – платить не надо.

Значит нужно съездить в деревню и договориться с ними о поставках.

А потом буду думать, что делать дальше. Допустим, я проживу условленные шесть месяцев, но что потом? Замуж? Ну, уж нет. Замуж я не хочу. А значит мне нужно не только сэкономить, но и заработать деньги.

План на первое время был готов и я с энтузиазмом взялась за его воплощение. Сначала позвонила в колокольчик и вызвала горничную. Да, пожалуй, этого мне будет не хватать, к хорошему привыкаешь очень быстро.

– Клати, скажи, – улыбнулась я ей. Эта девочка мне определенно нравилась. Тихая, спокойная, и совсем не похожа на свою мать, – а до деревни далеко?

– Нет, леди Лили, – едва слышно ответила она, – не больше трех раст.

Прабабкина магия сработала как надо, и я автоматически перевела расты в километры.

Деревня примерно в трех километрах от усадьбы. Не то, чтобы недалеко, но пешком я не дойду. А еще и не знаю куда идти.

– Клати, мне нужно в деревню, – произнесла я задумчиво.

– Сказать папе, ну, то есть садовнику, чтобы запряг для вас сани? – вклинилась в паузу Клати и пояснила, – конюх уволился еще летом, когда свели лошадей с конюшни. Но одну нам оставили. Она хоть и старенькая, но очень крепкая и сильная. Мы на ней все возим.

– Хорошо, – хмыкнула я, – вели, чтоб запряг.

А сама подумала, что, пожалуй, садовника-конюха надо оставить… минус два с половиной золотых в месяц… а то придется самой учиться запрягать лошадь. А я их боюсь.

Садовник-конюх, муж госпожи Гизеллы оказался невысоким, щуплым мужичонкой с тихим, кротким нравом. Теперь понятно в кого Клати такая уродилась. Он поклонился мне, подал руку, когда я неловко пыталась влезть в сани. И пока я усаживалась на обитую мехом скамью, взгромоздился на козлы. И все это без единого словечка.

И вот сижу я в санях и сижу. А мы стоим. А на улице не май месяц, если бы не надо было мне о продуктах договариваться, в жизни бы из дома не вышла. Мороз градусов тридцать. Аж дыхание перехватывает от холода.

– Мужчина, – не выдержала я и спросила, прикрывая варежкой рот, – а мы еще долго стоять будем?

Мужчина не ответил. Молча стегнул лошадь, и мы поехали. Едем, я по сторонам гляжу, владения свои осматриваю. Участок у меня ровный, без холмов и оврагов. Деревню прямо от ворот усадьбы видно. Крошечная она совсем оказывается. Нет, мне говорили, но я плохо представляю себе размеры деревни в двадцать домов. Я в деревне сроду не была… ну, пару раз с подругами ездила к их родственникам. А сейчас вижу. Маленькая совсем. И домики стоят не ровными рядами, а так, будто кто-то из горсти их в поле бросил.