Деревенька-то и раньше небогато жила, говорил староста, а графа казнили, вообще, трудно стало. Граф-то хозяин земле был, хоть по-своему, да заботился. А королевскому управляющему главное побольше с крестьян содрать, да в казну отправить. А как уж дети малые, а старики зимой выживать будут, никто и не спросил. Вот и помирали люди почем зря.

Очень невеселая история. Я вздохнула и поплотнее закутала нос в воротник тулупа. Так больно было, аж плакать хотелось.

Когда мы от деревни отъехали, страдания мои голос садовника-конюха прервал:

– Леди Лили, – прогудел он гулким басом, – вы бы старосте-то не верили. Врет он, как сивый мерин.

– Врет?! – от удивления я даже забыла, что теперь баронесса и степенна должна быть, – как это врет?!

– Да как, – вздохнул мужчина и, сунув руку под шапку, почесал затылок, – как всегда. Дюже хитрый староста в Вытнях. И так врет всегда жалостливо, что даже у его сиятельства сердце царапало. Он с них оброка, почитай, уже лет двадцать не брал. Продукты из города возить приспособился… где ж это, леди Лили, видано такое, чтоб к господскому столу куры в деревне не нашлось.

– Но я же сама видела! Избушки покосившиеся, нищету, тулуп рваный… и Уська померла…

– Так Уське пора уж, – вздохнул мой возница, – у нее уж правнук в прошлом годе женился. А тулуп этот Изик каждый раз из собачьей будки достает да надевает, коли видит, что в деревню едет кто… а у самого пяток коров в сарайке…

Вот это поворот. Такого вероломства я просто не ожидала. Я ведь к ним со всей душой. Как о горе-беде услышала, разрешила скотину разводить и сколько душе угодно на господских лугах пасти. Надели пообещала на лучшей земле выделить. А оно вон как!

– Почему ты мне раньше не сказал? – обиделась я мужа моей экономки, – я же столько обещаний раздала.

– Ну, дак, – снова почесал он затылок, – господа не любят, когда им указывают. Побоялся. Да только жалостливая вы больно, леди Лели. Этот шельмец у вас изо рта последний кусок вырвет. Его сиятельство, все же, построже с ними был…

Я снова почувствовала себя облапошенной дурой, как у железной двери со старым рюкзаком в руках. И была так зла, что долго не думала:

– Разворачивай телегу, – приказала, – никто и никогда врать мне больше не будет! Не позволю!

Пока мы до деревни доехали, я так себя накрутила, что готова была с кулаками на наглого старосту наброситься. Изик! Я ему покажу, где раки зимуют.

И снова только мы к воротам подъехали, как негодяй этот створку приоткрыл, да в собачьем тулупе, на одно плечо накинутом появился.

– Бедствуют, говоришь, – зашипела я как змея, слетая с саней и кидаясь на старосту, – с голоду мрут, говоришь?

С дороги его железной рукой отодвинула, во двор зашла и к крыльцу. Изик за мной кинулся, причитает что-то. А я же на эмоциях, меня же гнев несет, пинком дверь открыла, в избу влетела, как кошка шипя. А внутри темно. Лучинка только тлеет, мне с улицы она слишком тусклая. И ребятня мал-мала за столом сидит. Я их по очертаниям только и разглядела.

В доме тепло, пирогами с капустой пахнет, кашей и молоком свежим. Стало быть перекусывают, пока хозяин на жизнь голодную и холодную жалуется.

Развернулась я к Изику и со всего маху пощечину выдала. Аж сама удивилась. Да, чтоб я когда в жизни на кого руку подняла! Тем более на мужчину! Ну, думаю, сейчас прибьет меня мужик. А он в ноги кинулся и завыл:

– Помилуйте, Ваше благородие! Не велите казнить! Бес попутал! Анчутка по кривой дорожке повел!

И тут жена его горшок, который из печи доставала, бросила и тоже мне в ноги:

– Деток пожалейте! Сиротами не оставьте! Милости просим!

А ребятня от этой картины тоже долго не задумываясь заревела что есть мочи в семь голосов.

Адище! Я аж опешила от такого. Да только просчитался Изик. Не ушла я от двери железной не солоно хлебавши. Никогда больше ошибки такой не допущу. Не буду слабой.

– Довольно! – гаркнула, что есть мочи. И выдернув ноги из рук старосты и его жены, на улицу вышла.

И по дорожкам расчищенным к постройкам дворовым направилась. Хотелось своими глазами увидеть, в каком состоянии хозяйство крестьянское. В первом домике амбар оказался. Бочки деревянные двухсотлитровые битком стояли, лари огромные вдоль стен. Много, еле пятачок остался у двери, чтобы войти можно было. Я в ларь, что рядом с дверью заглянула, приподняв крышку тяжеленную, а там зерно. Чуть меньше половины коробочки, в которую тонна войдет.

А в бочках, под деревянными кругляками, мука оказалась. Где грубее. Для скотины, наверное. А где и белая, высшего сорта.

В другой избушке из бревна сложенной сарай был. И там, правда, пять коров стояли и еще кто-то. Только я оттуда выскочила быстро, не успела все разглядеть. Очень уж воняло навозом.

Все этого меня еще больше разозлило. Я, значит, уже готова была последние деньги им отдать, а они практически богаче меня. Это у меня еды на несколько дней, а у них еще на три зимы хватит.

Староста, пока я по двору шарилась, за мной как хвостик бегал и подвывал что-то. Да только я его плачу не верила больше.

– Составишь мне список, чего у кого сколько в наличии. И скотины, и зерна, и муки, и овощей, и всего остального. – Приказала я, хмурясь… так хотелось по башке сволочи этой еще раз заехать, – я потом проверю. Если найду что-то неучтенное, разбираться не буду, конфискую раз не ваше. Понял?

А староста понял, что убивать я его прямо сейчас не буду, закивал, с моими словами соглашаясь.

– Да, леди Лили… сделаю леди Лили…

Мы уже уходить собрались, как снова на колени Изик рухнул и взмолился:

– Леди Лили, что значит конхи… кофси… кохискую ?

– Конфискую? – переспросила я. Староста замотал головой вверх и вниз так, будто бы хотел, чтоб голова оторвалась. Правильно. Зачем она ему? – Это значит, что все то, чего в списках не будет, себе заберу. А хозяина бывшего под суд отдам, как вора. Понял?

Изик снова старательно закивал, поясняя, мол, понял. Будет исполнено.

То-то же…

Пока ехали обратно, я думала, что даже сейчас доходов с моего поместья должно быть достаточно, чтобы его содержать. А значит надо просто проверить, куда делась та сумма, которую управляющий в качестве аренды и оброка осенью забрал. Если верну деньги, то мне на целый год хватит. И еще останется, судя по всему.

По дороге обратно мой возница, садовник-конюх, довольно ухмылялся. А я хмурилась и думала, что как-то слишком доверчиво отнеслась к экономке. Если староста почти успешно провернул обманный трюк, то и госпожа Гизелла вполне способна ввести меня в заблуждение. Где гарантия, что она не придумала про долги и недостаток продуктов? А никаких гарантий нет.

Надо брать все в свои руки и все проверить. Я хотя и кадровик, но в цифрах немного разбираюсь, и знаю, что в крупных хозяйствах без учета никуда. А значит и здесь должны быть какие-то учетные книги.