выводили из конюшни лошадей и грузили поклажу.

Отец и кузнец Иосиф осматривали разрушенный горн и обменивались короткими фразами:

– Колена нет, – сказал кузнец, вытащив голову из зева печи.

– Да, – согласился Теодор. – Трубу надо делать длиннее.

– Выводить высокую трубу – дорогое удовольствие.

Елену не замечали, и она решила обратить на себя внимание:

– Salve! Трубу можно удлинить не вверх, а вниз.

Мужчины одновременно повернули к ней головы:

– Что ты сказала?

– Вы тут говорили, и я подумала: какая разница, куда удлинять трубу – вверх или вниз?

Иосиф и Теодор изумленно переглянулись.

– Над этим надо подумать…

Но Елену больше занимало другое:

– Идем в таверну, отец, тебе следует поставить печать на отчеты. К тому же не мешает позавтракать.

В таверне они уселись за стол, и пока Теодор прикладывал печать к полоскам льна, Дорсия подала холодное мясо и тарелку свежих лепешек, намазанных моретумом[35], поставила на стол кружки с горячей смесью из воды, корицы, вина и меда. Взглянув на еду, Елена вдруг сильно закашлялась.

Отец поднял голову:

– Что с тобой?

– Ничего страшного, просто с утра неважно себя чувствую.

Она решила не расстраивать отца, на самом деле, все обстояло хуже. Ночью Елена проснулась от жжения в груди и удушья. Она продышалась у окна, однако больше не заснула. Боль не отступала, и к утру появился кашель.

Елена не стала завтракать, но горячий напиток выпила с удовольствием. Этим утром у нее было много работы: до отъезда гостей необходимо проверить комнаты. Вдруг постояльцы что-то забыли или, наоборот, что-нибудь прихватили с собой?

Осматривать комнаты было несложно: в каждой стояла широкая кровать, стол и несколько стульев. Завершал обстановку кованый сундук с замком и восковой печатью. Рабыня стаскивала покрывало и простынь с матраса, раб-фуллон[36] сгребал все в охапку и уносил в прачечную. Елена поднимала крышку сундука, чтобы выяснить, пуст ли он.

В одном из номеров в сундуке отыскался маленький бронзовый сестерций, и Елена послала рабыню к купцу, который жил здесь несколько дней, чтобы та отдала монетку.

Рабыня вскоре вернулась:

– Господин разрешил оставить сестерций себе. Госпожа позволит?

Елена не возражала, но велела рабыне побыстрее вернуться к работе.

Путешественники, ехавшие по дороге, обычно появлялись лишь к вечеру, поскольку отправлялись из ближайшего мансио ранним утром. А вот корабли с пассажирами прибывали в порт в любое время. Поэтому к полудню комнаты должны быть вымыты, матрасы проветрены и взбиты, постели застелены.

Пока рабы занимались уборкой, Елена осмотрела кусты цветущих роз в саду. Каждая пядь земли в саду была с любовью ухожена, облагорожена и украшена. Хитрая обрезка и подкормка давали дивные результаты, розы пышно цвели с ранней весны и до поздней осени. Елена мечтала о нескольких фруктовых деревьях, но садовник был непоколебим. По его убеждению, сад в патио должен быть усладой для глаз и души, а не для желудка.

Закашлявшись, Елена опустилась на скамью и провела ладонью по влажному лбу. Ей потребовалось усилие, чтобы встать, – так сильно она устала.

Lawrence Alma-Tadema – The Year’s at the Spring, All’s Right with the World, 1902

Следующим местом, требующим заботы и внимания, были термы. Гости попадали туда из патио. Рабы завершали уборку, скребли лежанки и мыли полы.

Елена дождалась, когда рабы покинут помещение, велела привратнику выйти в патио и объявить начало женского времени. Первыми внутрь проскользнули рабыни-банщицы, за ними потянулись постоялицы. На несколько часов термы оказались в распоряжении женщин.

Lawrence Alma-Tadema – A balneatrix, 1876

Lawrence Alma-Tadema – A Favourite Custom, 1909

Елена тем временем отправилась в прачечные, которые примыкали к термам. Воду для них нагревали те же печи, но вход был со стороны внешнего двора. Чуть запыхавшись, она заглянула в помещения, где в каменных ваннах рабы-фуллоны топтались по белью в мыльной воде. Пересчитав чистые, аккуратно сложенные покрывала и простыни, Елена осталась довольна.

По дороге в таверну она остановилась у пепелища. Там, рядом с остовом печи, рабы копали глубокую яму, а Иосиф и Теодор обсуждали, достаточно ли им двенадцати футов глубины.

– Теперь у нас вместо кузни строится нимфеум? – пошутила Елена.

Однако отец отреагировал очень серьезно и поделился планами:

– Ты сама предложила продлить трубу вниз. Мы попробовали, тяга действительно увеличилась. Будем перекладывать печь по-новому!

Елена строго заметила:

– Настало время сиесты, вам с Иосифом нужно перекусить и отдохнуть!

Обед в таверне был разнообразнее легкого завтрака. Дорсия мастерски готовила пульс[37], заправляла его оливковым маслом и посыпала зеленью. Холодные закуски из яиц и щедрых ломтей ветчины прекрасно дополнял свежеиспеченный хлеб. Сопроводил эту трапезу напиток из вина и воды.

Елена не стала садиться за стол с мужчинами, прошла на кухню, чтобы узнать, как идет подготовка к ужину. Работа шла полным ходом. Дорсия усадила девочку за маленький стол, поставила перед ней миску с пульсом и ломтями луканской[38] колбасы, а рядом пристроила тарелку с миндальным печеньем. Кухарка знала, как угодить госпоже.

Елена, взглянув на лакомства, проронила:

– Я не хочу есть…

– Да как же так! Ты ведь не завтракала!

– Дорсия, дай мне воды с лимоном и медом.

– Госпожа Елена, да здорова ли ты?! – всполошилась кухарка. – Твое лицо бледнее стены!

– Я здорова. Вот только немного устала.

Елена так и не притронулась к еде, выпила воды и поднялась в свою комнату.

Время сиесты она обычно проводила за чтением – в отцовском кабинете было множество свитков. Когда Елена была ребенком, они с отцом читали кусочки текстов по очереди, но очень скоро она, как взрослая, могла побеседовать с Теодором об очередной прочитанной книге.

На этот раз Елена лишь прилегла и сразу погрузилась в глубокий сон. Проснулась от голосов, которые доносились с нижнего этажа. Она поднялась, плеснула в лицо воды, вышла на лестницу и перегнулась через перила.

В атриуме отец громким голосом приказывал управляющему:

– Поднять всех рабов! Обыскать каждый угол и каждое помещение. Расспросить, кто выходил за ворота в последний час. Обо всем докладывать мне.

У выхода управляющий обернулся:

– А что, если ребенок спрятан в комнате какого-то постояльца?

– Их мы пока не трогаем.

Когда за ним захлопнулась дверь, Елена спустилась вниз:

– Отец, что случилось?

– Потерялся пятилетний ребенок, сын римского купца. Во время сиесты нянька с матерью задремали. Мальчишка использовал момент и решил прогуляться. Надеюсь, он скоро найдется.

Однако все вышло иначе: время шло, а ребенок не находился. Единственное, что внушало надежду на благополучное разрешение, – слова привратника о том, что мальчик не покидал мансио.

Елена приняла участие в поисках, обшарила термы, опасаясь, что малыш мог свалиться в бассейн. Из терм она отправилась к кузне. Там заглянула в яму, выкопанную для печной трубы, и увидела мальчика. Он лежал на дне, сложив руки под перепачканной щечкой.

Елена окликнула его, и он испуганно уставился на нее.

– У тебя что-нибудь болит? – спросила она.

Мальчишка вскочил на ноги и завопил:

– Вытащи меня отсюда!

– Нашелся! Он здесь! – радостно закричала Елена.

Когда мальчишку отвели к родителям, все, кто участвовал в поисках, удивлялись: как же так? Ведь кузня была на виду, почему никто не догадался заглянуть в эту яму?

Оставшись наедине с отцом, Елена сказала:

– Когда я была маленькой и мы с Давидом играли в прятки, я мечтала о потаенном месте, где меня никто не найдет. Не кажется тебе, что такое место будет для нас нелишним? Давай сделаем тайник возле печи или в дымоходе – так, чтобы он был на виду, но никогда не подумаешь.

Теодор внимательно выслушал дочь и в очередной раз удивился ее прозорливости.

– И что ты там собираешься прятать?

– Пока не знаю. Но пусть у нас будет такое место.

Вечером Елена, как всегда, сидела за стойкой в таверне и наблюдала за тем, как Теодор и кузнец Иосиф шагами мерили кузню. От этого интересного зрелища ее отвлек шум, возникший за столом, где три офицера играли в двенадцать линий[39]. Азартные игры в общественных местах были запрещены, но если игроки вели себя тихо, на них