дядя просит о беседе с тобой. Окажи нам эту честь.

– Я догадываюсь, о чем пойдет речь, и не хочу встречаться с твоим родственником, – покачал головой гостинщик.

– Послушай меня, Теодор. Девочка давно мечтает о пристройке к мансио. Для выздоровления души и тела ей необходимо воплотить эту мечту! Елене тесно здесь, понимаешь?

Теодор оглянулся и посмотрел на Елену. Она сидела на верхней ступени лестницы, подперев рукой бледное исхудавшее лицо.

– Я пойду к твоему дяде, Иосиф, – согласился он и вышел из дома.

Ростовщика Теодор нашел там же, где оставил, – в таверне за столом.

– Почтеннейший, почему у тебя такой невеселый вид? Разве ты не обрел своего любимого родственника?

Старик опустил голову.

– Мой племянник поклоняется пророку Иисусу как богу. Истинный иудей не может поклоняться другому богу, кроме того, с кем заключен завет.

– Для тебя это важно?

– Меня это огорчает безмерно. Я нашел своего племянника для того, чтобы снова его потерять.

– Но Иосиф счастлив! Ты снял с его души тяжкий камень, ведь он считал себя преданным!

– Твои слова – бальзам для моей души, – ростовщик слабо улыбнулся. – Однако перейдем к делу, гостинщик. Я готов ссудить тебя деньгами для расширения гостиницы, но не могу сделать это, не взяв платы.

– Готов заплатить посильные проценты, – сказал Теодор.

– Жизнь иудея опутана многими обетами и законами. Несмотря на это, в договоре я укажу, что сумма прибытка составит один денарий. Твоя дочь хорошо считает, хоть и дитя. Надеюсь, вы сумеете распорядиться деньгами с пользой. – Иудей протянул Теодору сухую руку в перстнях. – По рукам?

Тот ответил крепким рукопожатием:

– Согласен!

Capitolo V

Мраморное море.

Лайнер «Олимпик». Наше время

– Так вы говорите, что Ердын Экинджи выскользнул из каюты Апостолова? – следователь Айзак Таскиран сцепил руки в замок и положил их на стол.

– Вышел, стараясь быть незамеченным, – уточнила Нинель Николаевна.

– Апостолова с ним не было? Я правильно понял?

– Совершенно верно. Богдан Апостолов в это время сидел в экскурсионном автобусе. – Профессорша склонилась к столу и доверительно прошептала: – В тот момент я еще не знала, что он вышел не из своей каюты, но позднее многое поняла.

Они сидели за столом в комнате переговоров, которую администрация круиза предоставила в распоряжение следственной группы. Здесь было много оргтехники, тут и там громоздились кипы бумаг, в углу стояла демонстрационная доска, облепленная разноцветными стикерами.

– Можете говорить свободно, – заметил следователь. – Здесь нас никто не услышит. Вы упомянули, что многое поняли. Поделитесь, что именно…

– Ердын Экинджи специально не поехал на экскурсию, чтобы пробраться в каюту Апостолова в его отсутствие.

– Он что-то выносил из каюты?

– Простите…

Айзак Таскиран на ходу переиначил вопрос:

– В руках у Экинджи что-то было?

– Этого я не заметила.

– А если вспомнить?

– Я спешила к автобусу и не собиралась его разглядывать.

– Вы с ним заговорили?

– Напомнила ему, что он рискует пропустить экскурсию.

– И что ответил Экинджи? – спросил следователь.

Нинель Николаевна припомнила:

– Да-да… Он, кажется, растерялся.

– Похоже, Ердын Экинджи не собирался ехать в Херсек, – сказал Таскиран и выразительно взглянул на помощника. – Что было дальше?

– Он отправился вместе со мной к автобусу.

– Это все?

– Пожалуй, да.

Таскиран поднялся из-за стола, сунул руки в карманы и заходил по комнате. Остановившись, спросил:

– Как думаете, для чего Экинджи залез в каюту Апостолова?

Профессорша удивленно отстранилась:

– Не знаю.

– Вы – умная, образованная женщина, видели Экинджи и Апостолова за обеденным столом, слышали, о чем они говорили. Неужели нет никаких наблюдений? Ничего не приходит на ум?

– Вы видели фото убитой шведки? – поинтересовалась Нинель Николаевна.

– Я видел ее труп, – сказал Таскиран и бесцеремонно сел на край стола.

– Так вот, чтоб вы знали: она была настоящей красавицей.

– Намекаете, что Экинджи приревновал болгарина к Оде Густафссон? – следователь недоуменно покрутил головой. – Не вижу связи… У Экинджи в тот вечер была другая девушка.

– Предполагаю, что возник конфликт интересов.

– Поэтому Экинджи исполосовал ножом весь матрас и разгромил шкафы, – разочарованно проронил Таскиран. – Нет, тут дело в чем-то другом.

– Ну что же, – Нинель Николаевна поднялась со стула. – Мой долг – рассказать все, что знаю. Ваш долг – расследовать преступление.

– Точнее не скажешь! Спасибо, что уделили время. – Айзак Таскиран проводил ее до двери, там опустил глаза, прикидывая, стоит ли объясняться начистоту. Профессорша взялась за дверную ручку, и он ограничился вопросом: – Надеюсь, разговор останется между нами?

Чуть замешкавшись, она неожиданно возразила:

– Этого пообещать не могу.

– Почему? – удивился следователь.

– Дело в том, что я уже обсудила это с соседкой по столу.

– С Элиной Коган?! – Таскиран выразительно взглянул на помощника.

Ибрагим Ядигар отодвинул кресло, в котором сидел, и со вздохом сожаления откинулся назад:

– Зря!

Нинель Николаевна переключила внимание на него и проговорила, словно оправдываясь:

– Именно Элина посоветовала мне все рассказать вам.

– Это ни о чем не говорит.

– И что же мне делать?

– Теперь – ничего.

Таскиран попрощался с Нинель Николаевной и, притворив за ней дверь, обернулся:

– Что скажешь?

– Не нравится мне эта израильтянка. Не исключено, что она связана с секретными службами.

Ибрагим Ядигар встал с кресла и подошел к демонстрационной доске. Он взял красный фломастер и написал крупными буквами: «Элина Коган». Потом, чуть помедлив, поставил рядом с именем вопросительный знак.

Элина Коган тем временем загорала на палубе у бассейна. Корабль уверенным курсом следовал в Кушадасы, морской бриз овевал палубы, светило солнце, и у большинства пассажиров «Олимпика» создалась иллюзия, что ничего не случилось.

Понимая, что за темными стеклами солнцезащитных очков глаз не видно, Элина с иронией наблюдала за тем, как Ердын Экинджи кругами ходит вокруг нее.

Наконец он решился приблизиться:

– Позвольте, я займу соседний шезлонг?

– Пожалуйста, он, кажется, не занят, – сказала Элина.

– Хочу извиниться, – вновь заговорил Экинджи.

– За что?

– Позавчера за столом я сильно погорячился.

Она усмехнулась:

– На осознание ушло двое суток?

– Я хорошо отношусь к евреям.

Элина сняла очки и, приподняв голову, произнесла без нажима, но с некоторой долей высокомерия:

– Успокойтесь. Еврейка я только наполовину.

– Да нет, вы не поняли…

– Оставим эту тему в покое, – она откинулась на спинку шезлонга и снова надела солнцезащитные очки.

Ердын Экинджи как был, в шортах и в майке, сел рядом с ней.

– Так вы наполовину русская?

– Это не имеет значения.

– Теперь я понял, почему вас так задел разговор о мечети Айя-София.

– Да ну…

– У вас на шее кулон с крестом. Вы – православная христианка.

– Увы, это так.

– Но почему же увы? – озадачился турок.

– Будь я мусульманкой, вам бы это понравилось.

– Я – светский человек, и моя будущая жена может иметь любую веру. Для меня это не имеет значения.

– А для ваших родителей? – поинтересовалась Элина.

– С этим сложнее, – согласился Ердын Экинджи. – Тем не менее христианка для них предпочтительнее, чем иудейка.

Улыбнувшись, она заметила:

– А по-моему, разговор о храме Святой Софии задел вас больше, чем остальных.

– Мы, турки-османы, – хранители единственной правильной исламской веры, – заносчиво произнес Экинджи.

– Ну да… – протянула Элина. – Некогда светская страна на глазах превращается в турецкий халифат. А это – национализм, уважаемый, и он отбросит вашу страну на много веков назад.

– Ислам по сути своей интернационален. Когда Мехмед Второй завоевал Константинополь и сделался наследником Византийской империи, он встал во главе иудеев и христиан точно так же, как и во главе правоверных мусульман.

– Поэтому отобрал Святую Софию у христиан и отдал ее мусульманам? – не без сарказма осведомилась Элина. – Хорош интернационалист! Впрочем, не лучше вашего президента.

Раскрасневшись, Ердын Экинджи с трудом, но все же оставался в рамках приличий.

– Американцы признали статус Иерусалима как единой и неделимой столицы еврейского государства, и это стало издевкой для мусульман!

– К чему это вы?

– Если позволено отнять у мусульман Иерусалим, почему бы не вернуть статус мечети храму Святой Софии?

– Давайте прекратим этот спор, – предложила Элина. – Мы никогда не придем к единому мнению.

Но Ердын Экинджи не унялся:

– Мы, турки, потомки великих османов, должны хранить и высоко нести знамя Пророка…

– Турки?.. –