он меня просто заговаривал, особенно в период запоев. Тогда он мог говорить круглые сутки: и день, и два, и четыре. У меня голова пухла, страшно хотелось спать, но было так интересно, что я почти не засыпала, а теперь безумно жалею, что сама, хотя бы конспективно, не записывала его рассказы. Я вам сказала, что он тогда не очень много писал. Это не так. Годного у него тогда получалось немного. А писал он просто чудовищно много. В нашей квартире была ванна с дровяной колонкой, которую мы называли Филомена. И за неделю он исписывал столько бумаги, что только бросовыми, как он считал, черновиками мы так протапливали Филомену, что горячей воды хватало на двоих. Конечно, теперь я себя ругаю, что топила такими «отходами». Глеб в одном из своих писем приятелю-геологу указал: расход средств на бумагу у меня очень велик. Да, что и говорить, ведь жили мы тогда на сто рублей — на мою зарплату, да на его нерегулярные и очень небольшие гонорары…

А выводить Глеба из их общего запоя с Борзовым каждый раз приходилось мне. Вызывала ему врача, снимала интоксикацию, выдерживала нужный режим. Понимаете, сам он давно бы без этого погиб. Иногда ему подолгу случалось не пить, в основном в экспедициях, но потом он все равно срывался.

— А вылечить его совсем не получалось?

— Я пробовала. Даже уговорила его пройти очень серьезный, дорогостоящий курс, после которого излечение было практически гарантировано. На это ушел бы весь гонорар от очередной книги рассказов. Но Глеб поехал к сестре на Кавказ покататься на горных лыжах, и она его отговорила.

— Почему?

— Я считаю — только потому, что ей стало жаль таких денег на лечение. А так она могла рассчитывать на какую-то долю от них. Поймите, она смотрела на Глебовы внушительные, хотя и редкие гонорары, как на даровые деньги, которые получают «просто так», а не зарабатывают тяжелейшим, изнурительным трудом и которыми по этой причине не грех поделиться и с сестрицей, и с ее детьми. Ей нельзя было объяснить, что в пересчете на каждый месяц полученные залпом гонорарные деньги не составляют даже той зарплаты, которую имела она. Вот вам в высшей степени показательный пример. В поселке, где живет Ольга Александровна, у одной бабушки пропала корова. Куда она там сгинула — неизвестно. Но вскоре Глеб Александрович получает от сестры письмо, в котором она описывает эту историю и прямо говорит брату, как было бы хорошо, если бы ОН приобрел новую корову и тем обрадовал бы бабушку.

— А как отреагировал Глеб?

— О-о! Это надо было слышать! Сначала он раздумчиво произнес: «Бабушке корову купить?», — а затем начал выдавать одно за другим такие витиеватые и смешные матерные выражения, которых я отродясь ни от кого не слыхала. Потом еще несколько раз он повторял: «Купить бабушке корову?», — и шли новые, еще более смешные матерочки. До сих пор жалею, что я их не запомнила. А тогда хохотала до слез.

— Похоже, Ольга Александровна твердо намерена взять в свои руки дела по наследству. Или здесь она столкнется с Людой?

— Думаю, не только с Людой, но и с Ольгой Петровной — той женщиной, которая была на поминках с мальчиком. Это ведь сын Глеба.

— Я знаю, — сказал Михаил.

— Откуда? — в очередной раз удивилась Вика.

— Ольга Александровна сама представила мне Олю и ее сына.

— Оля была знакома с Глебом еще в Магадане, и Глеб своего авторства в появлении у нее ребенка не отрицал, хотя формально их отношения не были зарегистрированы, впрочем, как потом и со мной.

— А теперь Ольга Петровна хочет установить Глебово отцовство через суд?

— Да, хочет. Я обещала свидетельствовать в ее пользу.

— Мне показалось, что Саша и лицом похож на Глеба.

— Похож, похож, несомненно.

— А Глеб принимал в нем какое-то участие?

— Как он мог принимать? Из каких денег? Я же вам говорила, как мы жили. А кроме того, рожать ребенка Оля решила сама, не рассчитывая на его участие. Посвящать свое время Сашиному воспитанию Глеб тоже не мог. Запои заглатывали не только деньги, но и время.

— А после того, как сестра отговорила Глеба, других попыток вылечить его не было?

— Нет. Потому что мы вскоре расстались. Я была сыта по горло. Во время нашей совместной жизни произошло три столь диких случая, что я не решусь их описать. Перенести каждый в отдельности — и то, казалось, было выше сил, но когда к ним присоединился четвертый, затмивший все прочие вместе взятые, я только чудом не сошла с ума и поняла, что надо спасаться бегством. Понимаете, меня до сих пор охватывает настоящий ужас, когда я вспоминаю картину, которую тогда увидела.

«Что ж такое она могла застать? — подумал Михаил, теряясь в догадках. Помолчав, он спросил:

— А вы сохранили отношения после разрыва?

— Конечно, он часто бывал у меня, — не без гордости и как о само собой разумеющемся сказала Вика и добавила:

— И рукопись последнего варианта неопубликованного романа он оставил мне.

— «Стратегию исчезновения»?

— Да.

— А тот вариант, который Ольга Александровна уже отдала в «Современник», не последний?

— Нет, — не скрывая удовольствия, подтвердила Вика. — У нее осталось СОВСЕМ НЕ ТО.

— И у Вас, конечно, нет намерения дать ей тот вариант, который имеете Вы?

— Разумеется, нет, — подтвердила Вика и после паузы добавила:

— Вы считаете, я не права?

— Я не могу судить об этом, — ответил Михаил. — Как будущий читатель романа я бы, конечно, хотел увидеть лучший вариант, то есть тот, который у Вас. Но если сестра Глеба, ничего не выясняя и не пытаясь договориться о публикации именно лучшего варианта, без всяких сомнений и задержек торопится издать то, что оказалось у нее в руках, лишь бы взяли поскорее, я бы тоже очень задумался, стоит ли делать ей такой подарок. Вы, наверное, надеетесь, что когда-нибудь сможете передать для публикации ту рукопись, которую Глеб отдал Вам?

Вика, слушавшая Михаила с напряженным вниманием, еле заметно кивнула головой.

«Долго придется ждать», — подумал он.

— А Ольга Александровна не говорила, с какими еще издательствами она собирается иметь дело?

— Сказала, что, кроме «Современника», еще несколько издательств предложило взять новые вещи Глеба, но поименно она их не называла.

— Магаданское не упоминала?

— В разговоре со мной — определенно нет. Хотя… — думая о чем-то своем, пробормотала Вика:

— Дело в том, что Алик Мухитдинов, который прилетал на похороны, говорил мне, что постарается пробить издание романа в Магадане.

— Я не знаю, кто этот Алик, — сказал Михаил. — Но ему Вы бы доверили «Ваш» вариант романа?

Вика широко улыбнулась, потом ответила:

— Нет, ему бы я тоже не отдала.

И, уже откровенно смеясь, добавила:

— Ни за что не догадаетесь, почему.

Михаил только развел руками.

— Я была невестой Алика до того дня, как он