Кстати, прислушаться к их разговорам между собой был смысл, причем, скорее всего, даже не на переговорах. Все же на этих официальных заседаниях если критика русских партнеров-союзников и появлялась, то касалась она лишь вопросов стратегии и тактики ведения боевых действий. Тем более что первые три месяца войны мы удивительным образом сидели на двух стульях. Ведь советские военные и вооружение одновременно были и на стороне противника, у сомалийцев. И пока Брежнев решал, какое из двух «строящих социализм» государств перспективнее для Советского Союза, столь странное положение сохранялось. Стоит ли говорить, что, когда предпочтение отдали Эфиопии, наши пушки и танки, в отличие от людей, даже не пришлось забирать обратно: достаточно было прекратить поставку запасных частей.

А «тайное» знание местного языка позволяло понять настроение эфиопов и на дружеских встречах, тем более после нескольких стаканов на вкус легкой, но сбивающей с ног медовухи…

Я с самого начала своего пребывания не верил в то, что офицеры, раньше верой и правдой служившие незаконно свергнутому императору, проходившие обучение в американских и английских военных академиях, могли в одночасье принять веру в социализм. И намеки на инакомыслие за время моей более чем двухлетней службы постоянно возникали то там, то тут.

Помню даже одну неожиданную встречу с местным поэтом-диссидентом. Вы прекрасно понимаете, какие ассоциации, какие параллели это вызвало у меня, прилетевшего из Советского Союза, тогда, в конце 70-х. Сидели у него дома. Он говорил полушепотом, был предельно откровенен, доверчив и смел. Стоит ли добавлять, что полагавшийся рапорт о той встрече мной написан не был.

Десять лет спустя после демобилизации я, уже сотрудник ТАСС, совершенно опустошенный стоял у телетайпа агентства Ассошиэйтед Пресс или Рейтер, принесшего ужасную для меня новость. Группа эфиопских военных воспользовалась тем, что Менгисту был с государственным визитом в ГДР, и подняла мятеж.

Они совсем немного не рассчитали по времени. Председатель вернулся и под флагом «красного террора» покарал восставших.

Через два года один из жесточайших правителей ХХ века, свергнутый со своего поста, бежит в Зимбабве, где его примет другой тиран — тамошний президент Роберт Мугабе. На время написания этой книжки 76-ти или 80-летний Менгисту (дата его рождения в различных документах указана по-разному) живет там в статусе политического беженца. Приговоренный на родине за убийства, пытки и голодную смерть сотен тысяч людей сначала к пожизненному заключению, а потом и к смертной казни. До сих пор Менгисту винит в своем свержении Михаила Горбачева, в 1990 году прекратившего оказывать военную помощь Эфиопии. Бывший тиран с семьей занимает правительственную виллу и перенес всего одно неудавшееся покушение.

А тогда телетайп безучастно печатал расстрельный список. Двенадцать участников заговора. В алфавитном порядке. И первый из них, о боже мой: Алемайеху Деста!

На свадьбе дочери этого интеллигентного, остроумного, хорошо одевавшегося полковника, выпускника военной академии США я пел русские песни и отплясывал эфиопские танцы. А после отпуска привез ему, сибариту и жизнелюбу, в подарок табак из дьюти-фри и наши дефицитные в Эфиопии рыбные консервы: сайру, шпроты, печень трески…

До сих пор очень грустно. Но чтобы отвлечься от печальных мыслей — несколько слов о еде. Конкретно — как раз о рыбе.

Помимо всех естественных тягот, служба в Эфиопии стала для меня жизненным уроком еще и в постижении того, что (ах, как это мудро, Виктор!) люди бывают разными.

И армия — не исключение. Как и в любой другой сфере жизни, здесь рядом с тупицами, карьеристами и подлецами были достойнейшие, принципиальные люди, подчас настоящие герои. Причем вторая категория, на мой взгляд, явно перевешивала. Что и понятно. В такие командировки наш Генштаб старался посылать лучших, причем не только в профессиональном смысле.

Не станет для служивших в армии откровением и то, что со временем память сохраняет в основном хорошее, а плохое уходит куда-то в сторону, забывается. Вот попытался вспомнить что-то негативное, а в голову приходят лишь в худшем случае примеры чудаковатости некоторых наших офицеров. Совершенно не злые. И даже по-своему милые.

Итак, о рыбе. Сегодня Эфиопия, потеряв в гражданской войне дерзкую провинцию Эритрею, вообще лишилась выхода к морю. Но и тогда его дары были в стране большим дефицитом. Впрочем, выросшие на мясе жители не очень переживали по этому поводу. Были бы бараны. А вот пожившие за границей эфиопские офицеры всячески пытались вернуть себе забытые вкусовые ощущения. И, как я уже сказал, даже использовали для этого наши поездки в отпуск.

Когда пришло время советского праздника Седьмого ноября, эфиопы, с весьма непонятным для меня уважением и любовью относящиеся к любым революциям, исхитрились и накрыли для коллег «эксклюзивный» стол. «Сегодня — только рыба», — гордо провозгласил их начальник тыла. На что один из русских гостей, недолго думая, выпалил: «У нас говорят, что лучшая рыба — колбаса».

Мой друг, в тот вечер закрывавший «переводческую амбразуру», не стал напрягаться и перевел дословно. Шутка была встречена гробовым молчанием.

Почувствовав неловкость повисшей паузы, задорный подполковник столь же умело, сколь и кардинально, поменял тему: «Друзья, тост за Владимира Ильича Ленина!»

Эфиопы оживились. А тостующий, видимо, от радости за ловко спасенную им же ситуацию, лихо продолжил: «Как говорят у нас… (тут я насторожился), я русский бы выучил только за то, что им разговаривал Ленин!»

И, уже повернувшись ко мне, приказал: «Переведи. Но чтобы в рифму!»

Тогда выполнять волю командира я не стал, заменив все какой-то незамысловатой шуткой. Но интересно, что именно в Эфиопии я неожиданно получил первый опыт стихосложения, который впоследствии непостижимым образом приведет меня к сотрудничеству с Ианом Андерсоном, лидером британской рок-группы «Jethro Tull».

Полковник, а впоследствии генерал Дегтярев, под руководством которого я проработал большую часть своей двухлетней командировки, просил меня в свободное от работы время… переводить песни.

Прекрасный специалист, настоящий солдат, добрейший человек, Григорий Степанович в свои 50 лет вдруг заразился почти юношеской любовью к рок-музыке. Да-да, «Битлз», Элтон Джон, «Роллинги»… Пластинки можно было в ограниченном количестве заказывать через наших посольских друзей. Я понемногу пополнял свою, естественно, оставшуюся в Москве, коллекцию, начало которой было положено еще в детстве с легкой руки Володьки Ильинского. Сын великого театрального и киноактера, семья которого жила рядом с нами во Внуково, сегодня известный ведущий радиостанции «Эхо Москвы». А тогда именно он заразил соседских мальчишек любовью к «битлам». А потом пришли «The Doors», «Pink Floyd», «Led Zeppelin»… Короче, все те, о ком Владимир Игоревич сейчас уже профессионально рассказывает на «Эхе».