– Можно подумать! Небось вынюхиваешь что-то! Решилапроследить за мной.

– Зачем бы мне это делать, – слабо отбиваласья, – просто живу неподалеку, вот и прибежала за припасами.

– Да я тут сто лет со шваброй гоняю, – обозлиласьЗина, – еще с тех пор, когда здесь гастроном советский был! Что-то тебя ниразу не встречала!

– Я недавно приехала.

– И когда же?

– Вчера.

Зина стащила с рук голубые резиновые перчатки и тихосказала:

– Ладно. Я давно уже поняла, в чем дело. Значит, Танясбежала из дурки?

– Да.

– А тебе, понятное дело, мигом доложили, и теперь тыдрожишь, боишься, как бы она в ментовку не заявилась и правду не растрепала?

– Вы о чем?

Зина посмотрела по сторонам, убедилась, что рядом никогонет, и осторожно сказала:

– Говоришь, врачом в психушке работаешь?

– Ну… да.

– Брехня. Я знаю, кто ты! Очень хорошо тебя тогдаразглядела.

– Мы встречались раньше, – обрадовалась я, –где? Вам известно мое имя?

– Я тебя помню, – фыркнула Зина, – а уж ты-томеня навряд ли, Настюха.

– Настюха? Это кто?

– Хватит придуриваться, – резко сказалаЗинаида, – Анастасия. Разглядела я тебя тогда, хоть ты морду прятала.

Я ощутила легкое головокружение.

– Анастасия? Морду прятала? Когда? Где?

Зина прищурилась.

– Ты за овощами пришла?

– Да.

– Плати и уходи. В сквере встретимся, через дорогу.

Плохо понимая, что происходит, я пошла к кассе.

На улице стало совсем душно, Зина сидела на скамеечке подбольшим раскидистым деревом.

– И не жаль тебе Таньку? – резко спросилаона. – Имей в виду, я все знаю, она мне на свидании тогда рассказалаправду.

– Какую?

Зина высморкалась, бросила под лавку бумажный платок икрякнула.

– Ну ладно, сама напросилась. Никакой ты не доктор. Ато я дура и не понимаю, что в психушке так просто побег заключенной не скрыть.Небось уж все там на ушах стоят. Та же тюрьма, только охрана пожиже. Ну ты инабрехала! Зовут тебя Анастасия, ты с Сергеем Лавсановым жила, нерасписанной.Он тебя женой считал, но штамп в паспорте не ставил. И это ты любовниканожичком пырнула, а не Танька!

По моей спине пополз холодок.

– Я?

– Ты, – сурово сказала Зина, – мне Таняпризналась. Она свидетельницей была. Ты в кухню влетела и Сергея пырнула.

– Я?

– Ты! А потом Таню уговорила на себя вину взять.Адвоката ей пообещала, квартиру купить. Только Танька бы тебе все без денегсделала. Она дура благодарная, идиотка. Ты ее пригрела в доме, вещи ей дарила,вот она за сестру тебя и считала. Правда, ты ее не обманула, законника дорогоговзяла, и он сумел Таньку в дурку определить. Теперь ты испугалась, сбежалаТанюха-то, вдруг в ментовку явится и расколется. Небось поняла моя соседка, чтодурака сваляла, в психушке-то несладко.

У меня закружилась голова.

– Где же мы с вами встречались?

Зина удовлетворенно улыбнулась:

– А в легавке. Я на стуле перед кабинетом сидела,вызова к следователю ждала, а ты оттуда выскочила. Лицо, правда, платкомзанавесила, но тело-то не скроешь! Я живо узнала тебя: тощая, прям доска, вбрюках, волосы светлые, дыбом торчат. Я-то за тобой в комнату вошла и чуть незадохнулась, так духами воняло, ну и попросила следователя: «Извините, нельзяли окошко приоткрыть, аллергия у меня, а у вас такой одеколон едучий, да иоблились вы им с головы до ног».

А он мне спокойно ответил: «Окна открыть не могу, апарфюмерией не брызгаюсь, это гражданка Анастасия Звягинцева, сожительницаЛавсанова, надушилась. Надо же, какие противные духи, прямо в носу засвербело».

Я, не прощаясь, развернулась и пошла прочь. Ноги еле довелименя до дома.

– Тебя только за смертью посылать! – Глафиравстретила меня сердитым криком. – Где мой суп?

– Сейчас сварю, – засуетилась я.

– Времени даю пятнадцать минут, – рявкнулаона, – у нас потом стилист, концерт, хренова туча дел!.. Живо верти задом!

Я встала над кастрюлей, повторяя про себя на все лады:Настя, Анастасия, Настюша, Ася, Настюня… Нет, никаких эмоций это имя у меня невызывало.

– Ну, готов супец? – уже мирно осведомилась Глаша.

– Да, – кивнула я.

– Вон там термос стоит с широким горлом, –распорядилась хозяйка, – перелей в него и бери с собой, в гримерке схаваю.

Прозвенел звонок.

– Давай живей, – завизжала Глафира, – яопаздываю! Митька приехал, шофер!

– Ты же вроде сама машину водишь? – удивилась я.

– Не всегда, – насупилась Глафира, – наконцерты меня водитель доставляет, вчера я его на выходной отпустила. Должен жечеловек хоть иногда отдыхать…

Я умилилась: все-таки Глафира, несмотря на крикливость икапризность, добрая девушка, позаботилась о шофере, отпустила парня, сама заруль села.

– …он у меня с Нового года выходной выпрашивал, –добавила певица, – вот и получил денек.

Я разинула рот. С Нового года? А сейчас июнь! Нет, похоже,Глаша не слишком мягкосердечный человек.

В салон красоты мы прибыли с помпой. «Мерседес» въехал прямона тротуар, распугав прохожих, и замер у подъезда, над которым золотом горелавывеска: «Студия красоты». Митя выскочил, распахнул дверцу, Глафира аккуратновыставила наружу одну ногу, вторую, потом вылезла из машины и осмотрелась посторонам. Возле «мерса» потихонечку скапливалась толпа.

– Вау, – крикнула какая-то девчонка, – ой,смотрите кто! Ой, ой! Она к Перову приехала! Ребята, глянь! Вон стоит! Дайтеавтограф, ну, пожалуйста! Плииз!

Глафира милостиво кивнула и прощебетала:

– Иди-ка сюда!

Вмиг к машине подскочила девчонка лет пятнадцати. На еемакушке дыбились разноцветные прядки, в ушах позвякивало несметное количествосережек, толстую попку обтягивала коротенькая джинсовая юбочка, грудьподчеркивала ядовито-розовая кофточка стрейч.