Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Слушай, – обозлилась я, – говори быстрей, на работуопоздаю.
– Ой, молодежь, все бегом, прыжком, потому и больные сдетства, – резюмировала болтливая, одуревшая от скуки старушка. – Л – названиерайона. Помнишь, раньше в Москве были не округа, а Свердловский, Дзержинский,Фрунзенский районы? Тридцать два всего. А уж порядок стоял! Жуть, как всебоялись, что на них в райком партии пожалуются…
– Л какой?
– Ленинградский. Потом первые три цифры – 361 – номерприемного пункта, а последние – 854 – это уж клиент.
– А где данный приемный пункт расположен, знаешь?
Баба Клава со вздохом вытащила толстую, растрепанную тетрадьи принялась водить корявым пальцем по строчкам.
– Ага, – бормотала она, – вот он. 361, Вагоноремонтнаяулица, семь.
– Телефон есть?
– А как же.
– Давай сюда, – подпрыгивая от нетерпения, велела я, – утебя аппарат работает?
– Чего ему сделается, – ухмыльнулась баба Клава.
Она нагнулась и вытащила из-под стола раритетную вещь,музейный экземпляр – огромный, словно высеченный из цельного куска черногокамня, телефонный аппарат с круглым наборным диском. Трубка монстра весилакилограмма три, не меньше, и в мембране раздавался постоянный шорох. Перекрываятреск, я заорала:
– Алло, это прачечная?
– Да, – завопил в ответ женский голос. Наверное, там стоиттакой же телефон.
– Вы открыты?
– Приходите, без обеда. Провожаемая безостановочнымворчанием бабы Клавы, я понеслась к выходу, но на пороге притормозила.
– Знаешь, где Вагоноремонтная улица?
– У меня там сноха жила. В 1972 году им квартиру дали, – тутже снова пустилась в воспоминания старуха.
– Метро какое?
– “Войковская”.
Я побежала по улице. В запасе есть еще пара свободных часов.Улица с поэтическим названием “Вагоноремонтная” тянулась за Коптевским рынком.Дом семь отчего-то оказался первым. Куда делись шесть предыдущих, былонепонятно. Приемный пункт походил на наш, как брат-близнец. За столом околоумирающего алоэ мирно вязала носок местная баба Клава.
– Бельишко сдать? – с надеждой поинтересовалась она.
Я помотала головой:
– Скажите, метка “Л-361854” – ваша?
– Это когда было, – засмеялась бабулька, – лет десятьпрошло. А чего случилось?
– Получила чистое белье, – вдохновенно соврала я, – а тамчужая сорочка, вот ищу хозяина.
– Отдай в приемный пункт. Это ихняя работа разбираться, –справедливо заметила бабка.
– Да сама живу неподалеку, – вывернулась я.
– Дай поглядеть.
Я протянула ночнушку. Бабуся помяла материал в руках.
– Качественная вещь.
– Знаете, чья метка? Бабка покачала головой:
– Нет.
Я приуныла.
Внезапно старушка добавила:
– Погодь-ка. Королева Алла – моя соседка. Я ей и метки делала,и бельишко она по прежним годам стирать отдавала, сейчас уж не носит…
От радости у меня бешено забилось сердце. Вон как просто.
– Адрес знаете?
– Так в одной квартире живем, идите. Карина, Алкина мать,дома, инвалидность у ней, давление высокое, головой мучается. А то оставь, япередам.
– Адрес скажите.
– Говорю же, в одной квартире со мной живет. Беда с этимистарухами.
– Я-то у вас в гостях никогда не бывала.
– И верно, – засмеялась бабка. – Совсем мозги не гнутся,заржавели. Ремонтная улица, семь.
– В этом доме, что ли?
– Нет. Это Вагоноремонтная улица, а тебе надо на Ремонтную.Иди налево, а потом все прямо, аккурат в хибару нашу и уткнешься.
Я пошла в указанном направлении. Интересно, кто придумываетназвания для московских магистралей? Неужели нельзя подыскать что-нибудьполучше? Представляю, как ругаются работники “Скорой помощи” и пожарные. НоВагоноремонтная и Ремонтная еще полбеды. Есть в нашем городе улица и площадь,носящие одно имя славной летчицы Марины Расковой. Все бы ничего, толькорасположены они на значительном расстоянии друг от друга, и я частенько вижу наплощади обалдевших людей, которым на самом деле нужна одноименная улица.
Бурча по-стариковски, я доплелась до нужного здания и стоской оглядела пятиэтажку из бетонных блоков, скрепленных черными швами.Что-то мало похоже на жилище женщины, носящей дорогое белье и имеющей на кухнегигантский “Филипс”. Насколько знаю, в этих домах пятиметровые кухоньки, куда струдом влезает крохотный “Смоленск”.
Дверь квартиры открылась не сразу. В деревянной створке небыло “глазка”, небось, как и у нас с Томочкой, красть нечего.
– Иду, – донеслось из квартиры. На пороге возникла чудовищнойтолщины женщина лет пятидесяти.
– Вы ко мне?
– Да.
– Проходите.
Перешагнув через крошечную прихожую, я оказалась в кухне, доотказа забитой вещами. Над головой висело выстиранное белье, на плите исходилапаром огромная кастрюля. Хозяйка, очевидно, решила подкрепиться. На столекрасовалась внушительных размеров тарелка. Я принюхалась – гороховый суп. Наклеенке лежали толстые ломти хлеба, обильно намазанные маслом, рядомкрасовались кусищи жирного бекона. Да уж, ничего удивительного, что дама к пятидесятигодам заработала инвалидность. Ей бы сесть на диету, месячишко-другой поестьотварные овощи и попить чайку без сахара, глядишь, и здоровье поправится.
– Вы из поликлиники? – спросила тетка, откусывая разомполовину чудовищного бутерброда.
– Нет, – ответила я и сунула ей под нос рубашку. – Ваша?
Бабища уставилась на кусок батиста.
– Не-а, мы такое не носим, да и размер мелкий, у меняпятьдесят четвертый.
Однако, она кокетка. Пятьдесят четвертый у нее был вглубоком детстве, сейчас объем ее бедер приближается к трем метрам.
– Королева Алла вам кто?
– Дочь, а чего?