Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да тут и устанавливать нечего, — Ревякин нахмурился и присел рядом с убитой на корточки. — Лида это. Лидия Кирпонос, отчества не помню. Хорошая девушка… была. Учительница, практикантка. Французский преподавала.
— А-а, — Верховцев присел рядом с опером. — То-то я смотрю — знакомая. Учительница, значит…
— Практикантка. Ого! И юбка расстегнута, и трусики…
— Ла-адно, — начальник брезгливо поморщился и заходил по классу. — Интересно, что она тут, в старой школе, делала?
— Так тут школьный музей, кажется, — Ревякин почесал затылок. — Может, материалы разбирала?
— Кажется ему! Вот и узнай. Да появится, наконец, криминалист или как?
Техник-криминалист Теркин явился минуты через две. Доставили его на милицейском «козлике». Не одного — вместе с местным патологоанатомом, судебно-медицинским экспертом, вальяжным сухоньким старичком Андреем Варфоломеичем, бывшим акушером.
Махнув рукой, Теркин тут же раскрыл свой чемоданчик, сделал пару снимков казенным ФЭДом и принялся орудовать кисточкой и порошком для выявления отпечатков пальцев.
Судмедэксперт, вежливо поздоровавшись, склонился над трупом.
— Ну что там, Варфоломеич? — нетерпеливо поинтересовался начальник.
— Череп проломлен. Похоже, это и есть причина смерти.
— Да, мы так и думали. А когда?
— Судя по состоянию тканей, скорее всего, вчера вечером… или даже днем. Вань, юбочку подержи-ка, я мазок возьму. На половой контакт проверим.
Майор насупился и поманил участкового:
— Дорожкин! Подержи юбку. Красивая девчонка! Эх! И какой же гниде понадобилось? Неужто Шалькин? Набухался, пристал… А она не захотела. Вот он ее и по голове. В пьяном-то угаре — запросто. Ну, Шалькин, допился, гад!
— А что ты, Иван Дормидонтыч, на меня-то смотришь? — обиженно протянул техник-криминалист. — Между прочим, на статуэтке отпечатки имеются. Вполне пригодные для идентификации.
— А вот это очень даже хорошо! — потерев руки, Верховцев уселся на парту и усмехнулся: — Спорим, знаю, кого из прокуратуры пришлют? Этого вчерашнего пижона, Алтуфьева.
Предположив, майор попал в самую точку! Алтуфьев приехал уже к обеду. И не на мотоцикле, а на служебной прокурорской «Волге», черной, с хромированным оленем на капоте! Все местные мальчишки к отделению сбежались — смотреть. Хорошо, прокурорский шофер оказался человеком строгим, шикнул на пацанов, отогнал. Иначе не видать бы оленя!
— Угу, угу, так…
Расположившись в выделенном специально для него кабинете, следователь внимательно прочитал протокол осмотра и перевел взгляд на опера:
— Игнат, что там говорят-то?
— Ну, это — практикантка, значит… Французский язык. И в школьном музее помогала — попросили. Документы там всякие, фотографии. Гороно старую школу к июлю освободить велело. Вот они и старались. Короче, разбирали — что-то выбрасывали, что-то в новую школу переносили. Со слов директора и учителей, в старую школу убитая…
— …Лидия Борисовна Кирпонос, двадцати трех лет от роду, — еще раз про себя прочитал Алтуфьев. — Так что — убитая?
— …пришла в старую школу около полудня. Не одна, с гражданкой Матвеевой, историчкой, заведующей школьным музеем. Матвеева около двух часов дня ушла домой, а Лида осталась, мол, еще посмотрю, интересно. А что ей делать-то? Семьи нет, молодая… Вот и осталась, на свою голову.
— А подозреваемый?
— Шалькин Федор Иванович. Десятого года рождения, инвалид — хромает. Осколок с войны.
— Воевал?
— Да. После войны вернулся в родные места. Вот директор его и пристроил конюхом. Он же — ночной сторож, плотник да и вообще — на все руки мастер. Характеризуется положительно, только что пьет. Не каждый день, но частенько.
— И на работу пьяным приходил?
— Так поди его пойми! Закроется у себя в конюшне…
— А конюшня далеко?
— Рядом со старой школой.
— Так пойдем пройдемся, взглянем. Тут ведь недалеко?
— Ну-у, километра полтора будет. Может, на машине?
— Да я уж свою отправил. — Алтуфьев совсем по-мальчишески расхохотался: — У вас тут с недельку поживу, пока дело. А что? Места здесь красивые, командировочные выписаны… Вот только в Дом крестьянина не хочется — людно. Может, комнату кто-нибудь сдаст?
— С теткой своей поговорю, двоюродной, — спускаясь с крыльца, обнадежил оперативник. — Дочка ее на геолога учится. Как раз сейчас на практике, в Сибири. Дома в августе только будет. Так что уговорю.
— Вот спасибо! — пригладив волосы, следователь неспешно зашагал по обочине, с любопытством осматривая городок. — А красиво тут у вас! И зелень, и озеро вон видно. Рыба-то есть?
— Да уж не без рыбы.
Центральная городская улица Советская — по сути, бывшее шоссе — пока что была заасфальтирована лишь наполовину, до поворота на Койволу. Однако широкие тротуары имелись на всем ее протяжении, а по вечерам вдоль улицы зажигались фонари.
Слева и справа от главной улицы виднелись двухэтажные деревянные дома, выстроенные колхозным самостроем, так называемым «хозяйственным способом». Обшитые досками и выкрашенные в разные приятные глазу цвета — ярко-голубой, травянисто-зеленый, темно-красный, — они смотрелись очень даже нарядно, придавая городку открыточно-праздничный вид.
— О, у вас и столовая есть! — кивнув на приземистое кирпичное здание, обрадовался Алтуфьев. — Очень хорошо.
— Еще и рюмочная имеется, — оперативник махнул рукой. — Там, за аптекой. И чайная. А эта вот, красная, — ветлечебница. Там дальше — архив, библиотека…
— А училище механизаторов где?
— Это за школой. В конце города.
Пока шли, следователь выспрашивал своего спутника об убитой. Игнат рассказывал — и что знал, и что узнал только что, буквально сегодня.
Лида Кирпонос была девушкой красивой и общительной, ее многие знали, со многими она состояла в дружеских отношениях, и даже больше чем в дружеских.
— И, конечно же, завистницы имелись…
— Ну, не без этого. Кляузы на нее анонимные подавали, жаловались… На собрании как-то пропесочили за внешний вид.
— А что там было не так?
— Ну, дескать, слишком уж модная, — Игнат искоса глянул на следователя и, не удержавшись, хмыкнул.
— Так я тоже модный, — поправив темные очки, весело рассмеялся Алтуфьев. — В Эстонии все так ходят, вот и я привык. Кстати, читал статью в «Юности», дискуссию о ширине брюк? Так там сказано: в соответствии с современной модой нормальная ширина штанины составляет двадцать четыре сантиметра. У меня — двадцать один. Так это в Эстонии сшито!
Конюшня располагалась метрах в двадцати от двухэтажного деревянного здания старой школы, на пологом склоне холма. К двухстворчатым деревянным воротам вела песчаная дорога с накатанной тележною колеей. На воротах висел большой амбарный замок.
— Сейчас откроем. — Ревякин вытащил из кармана ключ. — Мы ж тут осматривали.
В распахнувшихся воротах тут же возникла пегая конская морда! Сверкнула зубищами, заржала…
— Тихо, тихо, Пегас. Свои.
Погладив лошадь по гриве, милиционер обернулся:
— Ну, заходите. Это Пегас — школьный мерин. У, старичок… Жаль яблок не принесли — он яблоки любит.
— Кто же теперь с ним? — боком протиснувшись внутрь, поинтересовался Алтуфьев. — Конюха-то