поел — мать наварила щей из капустного крошева. Вообще-то Максим их очень любил, но сейчас кусок не лез в горло.

Вера Ивановна даже встревожилась:

— Ты не заболел ли? Или в школе что?

— Да так…

Не доев, молодой человек отправился в сарайку. Улегся, забылся в беспокойном сне.

Очнулся лишь утром. Мать уже ушла на работу, а в сарай заглянула Катя. Серьезная, одетая по-рабочему: подкатанные синие треники, кеды и старая Максова рубашка.

— Долго спишь! Короче, я в школу, на отработку. Парты будем мыть. Потом красить.

— Успехов в труде!

— Ой, ладно издеваться-то. Я там блинчики испекла… На обед и мама придет, и я. Вместе пообедаем. Ладно, я пошла.

— Ага…

Интересно, когда Лиду будут хоронить? Впрочем, какая разница? Все равно ведь не на озерском кладбище. Она ведь не здешняя — из Тянска. Лидия Борисовна… Лида… Теперь уж не скажет: «Бонжур, камон са ва?» Не напоет Ива Монтана, не улыбнется лукаво… Нет. Никогда уже. Никогда…

Что же это за сволочь такие дела натворила? Неужели и вправду Шалькин? Обычный, вполне незлобивый дядька. С чего бы так? Водка? Наверное, да.

Макс вспомнил, как Лидия Борисовна впервые появилась в их одиннадцатом «Б». Как поначалу скромненько сидела на задней парте, а урок вела старая «француженка», Маргарита Александровна, по прозвищу Марго.

Как все тогда удивились! Оглядывались, перешептывались. Еще бы — нейлоновая блузка, «бабетта» на голове. Как такую мадемуазель вообще в школу пустили?

А через месяц Марго уволилась, переехала в другой город. А Лидия Борисовна осталась.

— Бонжур, мез анфан!

— Бонжур, Лидия Борисовна.

Как же здорово было! А теперь вот… Ну, как же так? Не верится, что Лиды больше нет. Не верится!

Снаружи, от калитки, послышался чей-то голос:

— Эй, есть кто дома?

Макс неохотно поднялся, выглянул наружу:

— Привет, Женька. А Катька уже ушла. Прямо спозаранку и усвистала.

— Ну и ладно. Можно я зайду?

— Заходи, чего уж. На практику только не опоздай. Блины будешь?

— Нет. А вообще-то давай.

— Тогда жди, сейчас чайник поставлю. Да ты в дом-то проходи, садись.

Женька разулась на крыльце, аккуратно поставив кеды на ступеньку. Точно такая же одежка, что и у сестры: подвернутые треники, клетчатая рубашка с закатанными рукавами.

— Садись, садись, Жень… — Макс вставил в розетку шнур от электрической плитки. Цивилизация! Не какой-нибудь там керогаз.

Даже в Озерске электроплитки далеко не у всех имелись, не говоря уж о деревнях — всяких там Койволах и прочих.

— Тебе с вареньем или с маслом?

— Все равно.

Женька опустила глаза.

«Ишь ты, какая скромница. Интересно, что ей надо-то? Наверное, опять проигрыватель сломался, а сразу попросить починить стесняется. Ладно, пей пока чай»…

— У нас заварен недавно. Катька заваривала. Тебе холодного подлить?

— Нет, я из блюдца.

Налив чай в блюдце, девушка смешно вытянула губки, подула… темная челка упала на глаза — синие, большие, блестящие…

— Ты что, плакала, что ли?

— Нет! С чего ты взял?

Как-то слишком поспешно дернулась. Едва чай не разлила.

— А ты сам-то чего не пьешь?

— Так сейчас… На вот, варенье. Черничное. С прошлого года осталось.

— Этим летом тоже черники много будет.

— Ага, — Максим уселся рядом, скосил глаза: — Ты пластинки-то слушаешь?

— Слушаю. Мы иглу новую купили, теперь очень даже хорошо.

«А чего пришла тогда?» — хотел было поинтересоваться Максим, однако не успел…

— Макс, ты про Лидию Борисовну уже слышал, наверное?

«О! И эта туда же!»

— Да уж, слышал, — юноша поник головой. — Вот ведь… Как гнусно все, мерзко!

— Только дядя Федя Лидию Борисовну не убивал! — сверкнув глазищами, с вызовом выпалила девчонка.

Макс хлопнул глазами:

— Какой еще дядя Федя?

— Ну, конюх школьный! Он вообще-то не мой дядя — мамин, но мы его дядей Федей зовем. Он хороший, добрый. А как выпьет, всегда спит. Он не мог…

Женька опустила голову и разрыдалась. Горько, безнадежно, с обидой.

— Да ты это… не плачь, — принялся успокаивать ее Максим. — На вот, водички выпей!

— Не мог он, не мог… Думаю теперь — как доказать-то, что не он? Как помочь? Ничего не придумывается… ничего-о…

Девочка зарыдала еще громче.

«Эх, не зря, видно, в детстве Горемыкой прозвали».

— Да не реви, говорю! Хочешь, вместе подумаем? Давай?

— Давай! Только ты… Ты тоже считаешь, что это он?

Подняв голову, Женька с подозрением глянула на Макса. Пышные ресницы ее дрожали, по уже успевшим загореть щекам текли крупные злые слезы.

«Красивая девчонка, — неожиданно для себя вдруг подумал Максим. — Будет. Когда чуток подрастет».

— Э-эй, хватит плакать! Договорились же.

— Ага…

Девушка послушно успокоилась, утерла слезы носовым платком.

— Знаешь, — негромко произнес Макс. — Очень может быть, что и твоего дядьку тоже подставили. Как вот недавно — меня.

— А, ты про тот случай, с фотиками? — вспомнила Женька. — А я вот не верила, что это ты. И сейчас не верю.

— Ты-то не веришь. А другие? — Макс обиженно засопел и набычился. — По всему городу слухи ползут — Мезенцев Максим на старый хлам польстился! Вор! Фу как мерзко!

— Вот и дядю моего, может быть, кто-то так же…

— Да понятно, — Макс шмыгнул носом и признался: — Я вот, к примеру, очень хочу разобраться. Кто это надо мной так нехорошо подшутил и зачем?

— Подшутил, — хмыкнула гостья. — Скажешь тоже! Тут не шутки уже.

— Согласен! — с азартом выпалил парень. — И я слово себе дал: обязательно во всем разберусь. Сперва хотел — сразу после экзаменов. А теперь вот думаю — время терять нельзя.

— Ой, у тебя же экзамены, правда!

— Ничего! Не помешают. А вдруг за это время еще кого-нибудь убьют? Как Лидию Борисовну… — Максим поспешно отвернулся, сглотнул образовавшийся в горле комок и продолжил: — Я, между прочим, уже все рассчитал. Смотри. Между экзаменами — по два-три дня на подготовку. Утром и днем я готовлюсь, вечером мы с тобой все расследуем! А то на нашу милицию надеяться… особенно на Дорожкина… Не намного-то он нас и старше! Подумаешь, младший лейтенант!

— Вот именно! — тут же поддержала гостья. В ее глазах, синих, словно высокое весеннее небо, вспыхнула нешуточная надежда.

А как она смотрела на Макса! И раньше-то неравнодушна была, а уж сейчас…

— Только, чур, Катьку ни во что не посвящать! — сразу же предупредил Максим. — Она матушке сразу все расскажет, к бабке не ходи. Не умеет она тайны хранить, совсем. Ты же умеешь?

— Умею. Честное пионерское!

— Вот и хорошо. — По правде сказать, возникшая так быстро идея несколько отвлекла парня от прострации и грустных мыслей. Идея эта требовала действий и тщательного планирования.

— Значит, мы вот как с тобой поступим… —