покрывавшим город.

А над черным веером курзала,

Где сгорел закат, костер печали,

Тихо небо растворяло залы,

Ночь на башне призраки встречали.

Голоса их были безмятежны…

Всё, что было, спало перед ними

На святой равнине белоснежной.

Все, что будет, плыло еле зримо.

На краю небес, на грани ночи,

Просыпались звезды, снились очи.

Далеко внизу луна всходила.

И ночная птица тихо выла.

С башни пело время, гасла башня,

И луна кралась в одной рубашке.

Грязный ангел спал в лучах рассвета.

И к нему с небес плыла комета.

1928

Зима

Абраму Минчину

Розовый свет опускается к белой долине,

Солнце встает, занимается небо души.

Ангел танцует в лучах золотой мандолины,

В парке замерзших деревьев блестят камыши.

Утро зимы начинается заревом снега.

Падает вечность бесшумно на теплую руку,

Чистая вечность спускается к телу, как нежность,

И исчезает, припав к воплощенному духу.

Мертвое солнце на розовом айсберге дремлет,

Тихо играет в темнице оркестр заключенных,

Черные души с огнями спустились под землю,

В небо поднялись священные тени влюбленных.

Снег мироздания падает в воздухе черном.

Дева рассвета блуждает среди экипажей;

Тихо за ней наклоняясь процессией скорбной

Шествуют сонные, желтые призраки газы.

Всё засыпает, на башнях молчат великаны.

Всё изменяется к утренним странным часам:

Серое небо белесым большим тараканом

В черное сердце вползает нагим мертвецам.

1928–1930

Вспомнить – воскреснуть

В безысходном кривом переулке

Черный, страшный фургон проезжал,

На камнях ежедневной прогулки

Карлик солнце, раздавлен, лежал.

Мы спустились под землю по трапу,

Мы искали центральный огонь,

По огромному черному скату

Мы скользнули в безмолвье и сон.

В бесконечных кривых коридорах

Мы спускались все ниже и ниже.

Чьих-то странных ночных разговоров

Отдаленное пение слышим.

«Кто там ходит?» – «Погибшая память».

«Где любовь?» – «Возвратилась к царю».

Снег покрыл, точно алое знамя,

Мертвецов, отошедших в зарю.

Им не надо ни счастья, ни веры,

Им милей абсолютная ночь,

Кто достиг ледяного барьера

Хочет только года превозмочь.

И, свернувшись в кровати, как дети,

Великанов ночных обмануть,

В мир зари отойти на рассвете,

Отошедшую память вернуть.

1928

Остров смерти

Дине Григорьевне Шрайбман

Сонно алые трубы пропели мою неудачу,

Мне закрылись века, покрывается снегом река.

Я на острове смерти лежу неподвижно и плачу,

И цветут надо мной безмятежно огни-облака.

Там весна золотая, и странное долгое лето,

И какие-то белые башни, где сонная музыка дышит.

Тихо к ним подлетает из темного неба комета,

Но играющий в башне священной не спит и не слышит.

Там на большой высоте повторяется голос пропевший.

Все встречаются снова, смеясь, на большом расстоянье.

Точно зимнее солнце больное сквозь лес облетевший

В отдалении видит покинутый сон мирозданья.

Я забыл имена, я уснул посредине дороги,

Молча желтую шляпу снял древний каштан надо мною,

Солнце, долго прощаясь, стояло на синем пороге

И ушло, показавшись над холодом красной луною.

На траве излучается иней. Как в будущем мире,

Сквозь туман отдаленные трубы поют на вокзале.

Я давно Тебя видел уснувшей в зеленом эфире,

Было много народу, и звезды горели в курзале.

Плыл на розовом небе таинственный флаг охлажденья,

Отдаленная музыка в гладкое море вливалась,

Где-то в воздухе чистом (казалось – то плакал младенец)

Отдаленное пенье пустого трамвая рождалось.

Я тогда уже понял, что мало мне вечности будет,

Чтоб обдумать, какой был над морем таинственный вечер.

В ожидании снега смеялись и морщились люди,

И газетчик о смерти кричал у подъезда аптеки.

1928

Дух воздуха

Анне Присмановой

Дева осень вышла из рая.

Небо сине до самого края.

Тихо в вышних морях светлооких

Тонет белый корабль одиноких.

Под березою в желтом лесу

Спит прекрасный лесной Иисус.

Кроткий заяц стоит над ним,

Греет лапу о желтый нимб.

Дева осень, ты хороша,

Как погибшая моя душа.

Ты тиха, как рассветная мгла,

В которой она от земли ушла.

Боже Господи, как легко,

Как глубоко, как от земли далеко.

В темном доме она жила.

Никому не сделала зла.

Много плакала, много спала.

Как хорошо, что она умерла.

Если Бога и рая нет,

Будет сладко ей спать во тьме.

Слаще, чем жить в золотом раю,

Куда я за ней никогда не приду.

1927–1930

Lumiere Astrale

Тише. Тайна – в этом мире

Меркнет свет.

Дым ползет, и мрак ложится,

Дышит снег.

Возникает смех, и гаснет

Смерть царей,

И поет, красив и ясен,

Граммофон.

В небе реет кроткий орлик

В золотом венке;

Спит с иглой железной в горле

Жизнь в мешке.

А на солнце тихо тает

Ледяной дворец,

Где о будущем мечтает

Боль сердец.

Духи ночи щурят очи

И молчат,

И, блеснув огнями в ночи,