— Ах ты, черт! Ах ты дьявольщина! — заорал он,бросаясь с кулаками на бедную Жюстину и размазывая свою сперму по ее нижнимгубкам. — Ах ты мерзкая тварь, из-за тебя у меня ничего не получилось.

— Не расстраивайся, Дюбур, — утешила егоДельмонс. — Бог или Дьявол охраняет эту маленькую сучку, но он не всегдабудет победителем: она никуда от нас не денется. Давай восстановим твои силы, уменя есть для этого хорошие средства.

Она натерла ему чресла раствором, эффективность которогобыла ей известна, затем ему подали бульон с ароматическими пряностями, действиекоторого, по ее словам, было волшебным. К этим возбуждающим средствамприбавились новые упражнения: не осталось ничего, не испробованного тремяженщинами, их похотливость была неистощима на выдумки, они могли удовлетворитьлюбой вкус, разжечь любую страсть; становясь то рабынями, то торжествующимижрицами любви, они то и дело меняли позы, а прекрасное в своей наготе телоЖюстины, слезы и жалобы очаровательной девочки придавали этой сцененеобыкновенную пикантность. Дюбур оживился и вновь приблизился к предметусвоего вожделения. Ему снова, как и в первый раз, подставили девичье влагалище.

— Э нет, подайте мне задницу! — закричалон. — Проклятое влагалище принесло мне несчастье, я его ненавижу. Я хотелсорвать цветок невинности, но с природой не поспоришь; так что подавайте мнежопку, милые дамы, только туда я сброшу свой заряд.

Ему тотчас представили маленькие очаровательные ягодицыЖюстины, и распутник начал с поцелуев, которые доказывали, до какой степенивладеет его мыслями эта восхитительнейшая часть женского тела. Дельмонс в товремя, как две ее наперсницы раздвигали изящные полушария, направляла вотверстие инструмент. Первое же прикосновение исторгло из горла Жюстины ужасныйкрик, и ее движение помешало натиску. Но Дюбур продолжал свои попытки, иЖюстина дернулась с такой силой, что вырвалась из рук, державших ее, имгновенно забралась под кровать, испуская вопли и рыдания. Оттуда, словно из неприступнойкрепости, наша героиня решительно заявила, что никакие просьбы и угрозы незаставят ее вылезти, что она скорее погибнет, чем сдастся. Озлобленный Дюбурначал тыкать под кровать тростью, а Жюстина, проворнее, чем угорь, ускользалаот ударов.

— Надо ее раздавить, — сказал Дюбур. —Обрушим кровать, и девчонка задохнется под матрацами.

Но поскольку, придумывая планы чудовищной мести, блудодей непереставал возбуждать себя и тискать обнаженные прелести, предлагаемые ему ислева и справа, природа во второй раз обманула его преступные надежды: не успелон погрузиться в задний проход семнадцатилетней красотки, о которой мы толькочто рассказывали, как пламя его чувств погасло, и это позволило бедной Жюстиненадеяться на спокойную ночь. Но несчастная не переставала дрожать, и никакиеуговоры не могли заставить испуганную девочку покинуть свое убежище, пока онане убедилась, что Дюбур ушел. Тогда она вылезла и, прежде чем проскользнуть всвою комнату долго, самым трогательным образом умоляла хозяйку позволить ейуйти из этого дома, где ее добродетель каждую минуту подвергается стольжестокому испытанию. Дельмонс отвечала презрительным молчанием.

Несколько успокоенная, Жюстина возобновила свою службу, незадумываясь о том, что после оскорбления, которое она нанесла обоим злодеям, наее голову скоро обрушатся самые суровые кары.

Мадам Дельмонс имела привычку, заходя в туалетную комнату,класть на комод великолепные, оправленные в бриллианты часы; закончив свои делаона их забирала, а если иногда забывала, Жюстина незамедлительно приносила иххозяйке. Через три дня после события, о котором мы рассказали, часы мадамДельмонс пропали, и их нигде не могли найти. Спросили Жюстину, которая за нихотвечала, но та только руками развела. Дельмонс ничего не сказала, но вечеромследующего дня едва Жюстина, удалившись к себе, положила голову на пропитаннуюслезами подушку, чтобы забыться недолгим и неспокойным сном, дверь ее комнаты сгрохотом распахнулась. И о святое небо! На пороге стояла сама хозяйка вместе скомиссаром полиции, а за их спиной толпились какие-то люди.

— Выполняйте свой долг, сударь, — сказала онапредставителю правосудия. — Эта негодница украла мои часы, вы их найдете вэтой комнате…

— Я… украла часы, мадам! — только и смоглапроизнести потрясенная Жюстина, вскакивая с постели. — Кому, как не вам,знать, что я честна перед вами и невинна?

При этом затравленный взгляд Жюстины машинально упал наодного из четверых людей, сопровождавших комиссара. И о великий Боже, онаузнала Дюбура! Это был он, этот ненасытный распутник: не удовлетворившисьневероятной мерзостью, до которой довело его злодейство, он дошел до того, чтопод видом поверенного явился сам, чтобы увидеть в искаженном лице своейобреченной жертвы все тончайшие нюансы боли и отчаяния — плоды своей жестокости;разумеется, это была изощренная подлость, но она должна была подействоватьсамым благотворным образом на столь развращенную душу.

— Я погибла! — воскликнула Жюстина, узнав своегомучителя.

Она хотела объясниться, но Дельмонс подняла такой шум, чтонашу бедняжку никто не услышал. Между тем начался обыск, и часы нашлись. Дюбур,который только что незаметно сунул их под матрац, сам показал находкукомиссару. При таких уликах отпираться было бесполезно. Жюстину схватили, Дюбурвыспорил честь связать ее собственными руками. Грубые веревки, завязанные рукойпорока, немилосердно ранили нежные запястья простодушия и невинности.Присутствующим показалось, что во время этой процедуры злобный сатир умудрилсяприжать к своим чреслам руки, которые он связывал, чтобы жертва узнала, какойэффект производит эта жестокая сцена на его плотские чувства.

Наконец, не дав ей возможности оправдаться, Жюстинузатолкали в фиакр. Сам Дюбур и его лакей, переодетый в жандарма, сопровождалинесчастную до тюрьмы, которую злодей заранее выбрал для своей жертвы.Невозможно описать грубости и унижения, которые претерпела Жюстина, оказавшисьв экипаже наедине с Дюбуром и его сообщником. Да и как могла защититься она сосвязанными руками? Поразительным же было то, что сама Фемида на этот разпомогала пороку. Лакей держал пленницу, а Дюбур задирал ей юбки, шарил жаднымилапами по ее телу, целовал ее грязными губами. Но, к счастью, распутник былслишком возбужден, и природа не дала ему достаточных сил для свершенияпреступления, и снова алтарь остался лишь окропленным семенем, которомучрезмерный пыл помешал пролиться в глубины святилища. Фиакр приехал на место,пассажиры вышли, и нашу героиню посадили за решетку как воровку, не дав ейсказать ни единого слова в свое оправдание.

Суд над человеком в стране, где добродетель считаетсянесовместимой с нищетой, где несчастье есть убедительная улика противподсудимого, не отнимает много времени. И несправедливый приговор подтверждает,что человек, который мог совершить преступление, уже совершил его; мнения судейзависят от положения обвиняемого, и когда золото или высокородность несвидетельствуют в пользу обвиняемого, невозможность его невиновности становитсядоказанной.