– Леха, чай готов! – крикнул он Смирнову. –Зови ребят, пусть тоже попьют!

– Они не будут, – ответил за судмедэксперта ифотографа Леха. – Ротшильд в антисанитарных условиях пищу не употребляет.Он предпочитает по соседству с покойничком ее вкушать. Сидит сейчас в каюте,чаи гоняет – там и чайник, и заварка есть…

– А фотограф где?

– Зарубин убежал лягушек фотографировать. У него своястраничка в Интернете, он там свои работы выкладывает…

Про Интернет Базиль не знал практически ничего, поэтому, кактам можно выложить работы, представить не мог. Он отлично разбирался в технике.Сам ее чинил. Если надо, и собирал (из старых запчастей), но вот компьютеры таки остались для него загадочными ящиками, к которым не знаешь, с какой стороныподойти. Митя, к слову сказать, в этом пошел в отца. Единственное, на что онбыл способен, так это набрать в «Ворде» отчет. А вот Марго с компьютерами легкоуправлялась. Даже могла сама почистить диск от вирусов или систему переустановить,что вызывало у Митрофана и его отца чувство глубокого уважения и легкойзависти.

– Чаек знатный, – похвалил Леха приготовленныйБазилем напиток. – Спасибо… – Он поставил опустевшую кружку. –Теперь лаврушечки хотел бы попросить, да собираться будем…

– Секунду! – Базиль порылся в пакете с провиантоми отыскал пачку лаврового листа. – Бери все, если хочешь, у меня еще есть…

– Да куда мне всю? – Леха достал один листик исунул его в рот. – А вы чем займетесь?

– А я порыбачу немного… С лодки. На удочку.

– Неугомонный вы, Василь Дмитрич, – восхитилсяЛеха. – Все утро туда-сюда нас возили, и опять в лодку! Отдохнули бы…

– На том свете отдохну, – отмахнулся Базиль. Затемподнялся с корточек и стал готовить снасти. Удочку все равно надо было взять.Хотя бы для отвода глаз.

За приездом милиции Габриель наблюдал из окна столовой. Онвидел, как к корпусу подкатил «уазик» и из него выбрались двое: высокийполноватый мужчина и мускулистый черноволосый паренек. Какой-нибудь следовательда младший опер. «Всего двое, отлично! – подумал он. – Значит, всепутем. У милиции нет сомнений в том, что покойный совершил самоубийство, а неумер насильственной смертью…»

Габриель хотел продолжить наблюдение за прибывшей в«Эдельвейс» парочкой, но тут его отвлекла одна из официанток, и он был вынужденоторвать взгляд от окна. Перекинувшись с ней парой фраз, Габриель уже собралсявернуться к прерванному занятию, как услышал знакомый дискант и обернулся наголос.

– Вы в курсах, че случилось? Нет? Да вы че, туттакое… – разорялся прыщавый студент, стоя у входа в обеденный зал иобращаясь к кучке отдыхающих, намеревавшихся пройти к своим столикам. –Чувак один вены себе вскрыл! Прикиньте? Вот так взял и ушел из этой поганойжизни…

Люди смотрели на него с недоумением. Им было непонятно,почему парня охватило такое радостное возбуждение. По всеобщему мнению,сообщать такую трагическую новость надо было совсем другим тоном. Но паренекпродолжал захлебываться эмоциями и все твердил одно: «Ну, молодец чувак!Уважаю!»

«Спасибо тебе, крысенок, – мысленно усмехнулсяГабриель. – Твоя теперешняя реакция будет лучшим доказательством твоегодобровольного ухода из жизни… И уйдешь ты, милый мой, совсем скоро… – Онзасунул руку в карман и нащупал овальную таблеточку, которая должна, кроме веревкии мыла, помочь ему в этом деле. – Так что поганая жизнь тебе надоесть неуспеет… Чувак!»

Паренек все разорялся, но долго слушать его визгливый голосГабриель не мог, поэтому отключил сознание, а вместе с ним и все органы чувств,и погрузился в безмятежность. Это был его большой талант – уметь «выключаться».Габриель мог часами сидеть ни о чем не думая, не двигаясь, не видя, не слыша,не обоняя, но готовый в любой момент «ожить» и начать функционировать. Каккакой-нибудь компьютер, поставленный в режим ожидания. Не во все периоды жизниу него это получалось, но в последние годы он легко очищал свое сознание. А ужв детстве ему это удавалось без усилий…

Город, из которого был родом Габриель, находился в ЗападнойУкраине. Он был небольшим, старинным и отдаленным от остальных населенныхпунктов. Основной его достопримечательностью была древняя крепость. Во времявойны в ней располагался штаб абвера, и в ее огромных сырых подвалахсодержались сотни заключенных. Казнили их во дворе, а хоронили на пустыре за монастырскимистенами. Вырывали огромную яму и сваливали в нее трупы. Когда яма заполнялась,ее закапывали, а заключенных гнали рыть другую.

Земля в их городке была пропитана трупным ядом. Астервятников было столько же, сколько в других населенных пунктах галок илиголубей. Весной, когда цвели фруктовые деревья, никому не приходило в головувосторгаться прекрасным зрелищем, потому что на всех ветках сидели эти мерзкиептицы.

Габриель рос очень болезненным и странным мальчиком. Родилсяон недоношенным, слабым, плохо реагирующим на внешние раздражители. Врачисначала сомневались в его жизнеспособности, а чуть позже в полноценности. Норебенка выходили, и он оказался вполне нормальным. Разве что немного отставал вразвитии и очень плохо ел. А еще совсем не плакал.

Ходить Габриель начал в полтора года. Говорить в три. Но,научившись этим детским премудростям, в отличие от других ребятишек не носилсякак угорелый и не болтал без умолку. Как правило, он сидел на подоконнике исмотрел вдаль, а в разговоры вступал лишь в тех случаях, когда кивком головыили жестом нельзя было ничего объяснить. Эдакий маленький сфинкс: неподвижный имолчаливый. Оживал Габриель только тогда, когда отец приносил в дом забитыхкур. Обезглавленные птицы, сваленные в углу кухни, вызывали у мальчиканебывалый интерес. Он спрыгивал с подоконника и крутился возле них, трогаяокровавленные шеи маленькими ручонками, и все спрашивал у отца, долго ли ониумирали и было ли им больно.

Друзей у Габриеля не водилось. Он был абсолютно одиноким.Причем по своей воле. В детский садик он не ходил по причине слабого здоровья,так что с ровесниками общаться мог только вечерами, но вечерами он на улицувыходить боялся. А все из-за стервятников. Однажды мама, заметив, с какиминтересом пятилетний Габриель наблюдает за тем, как переодевается его старшаясестра, взяла его за руку, отвела на пустырь и строго сказала: «Будешьпялиться, я тебя тут оставлю, чтобы стервятники выклевали тебе глаза!»Впечатлительный мальчик сразу же представил, как это произойдет, а потом – какон будет жить слепцом, и так испугался, что стервятник стал постояннымучастником его кошмаров.

А вот сама крепость его совсем не пугала. Она егозавораживала! Другие дети играли на развалинах, бесцеремонно выламывали камнииз стен, писали на них матерные слова. Те, кто постарше, наведывались вкрепость, чтобы, скрывшись от глаз взрослых, заняться сексом. Естественно, иигруны, и хулиганы, и малолетние любовники там же справляли нужду, разводиликостры и мусорили. И только Габриель никогда не позволял себе ничего подобного.Когда он попадал на развалины (его приводила туда сестра: девушку заставлялисидеть с братом, а ей хотелось позаниматься сексом с кем-нибудь из парней), тонаходил укромное местечко, садился на прохладные камни и все ждал, когда же сним заговорят души давно умерших узников…