– Ой, смотрите, – встрепенулся Сергей, –менты приехали!

– Те же, что утром, – заметила Катя, глянув череззал в фойе. – Я помню этого лысого бугая… Он у них главный!

Марго обернулась и увидела Митрофана, пересекшего фойе иставшего в арочном проеме. Не было никаких сомнений, что он высматривает жену.

– Извините, я на минутку, – сказала Марго, вставаяиз-за стола.

И направилась к супругу. Тот, увидев ее, хмуро кивнул всторону выхода из столовой и двинулся к нему. Марго последовала за ним.

Когда супруги Голушко оказались на улице, Митрофан сказал:

– Я понимаю, что тебе тут нравится. Знаю, что тычувствуешь себя прекрасно. Догадываюсь, что в «Эдельвейсе» гораздо веселее, чемдома, и, уж конечно, кормят во сто крат лучше… – Он шумно выдохнул вусы. – Но, несмотря на все это, ты должна уехать!

– Опять начинаешь?

– Рита, у нас еще один труп!

То, что он назвал ее Ритой (а не Сусликом, Малышом,Маргариткой и, как последний вариант, Маргаритой Андреевной), говорило о высшейстепени недовольства женой. Митрофан знал, что она терпеть не может, когда кней так обращаются, и старался этого не делать. Но когда злился, Маргонеизменно становилась Ритой или гражданкой Голушко.

– Еще один самоубийца, насколько я знаю, –спокойно сказала она. – Парень с неустойчивой психикой, на которогодобровольный уход из жизни Сидорова произвел такое впечатление, что он решилпоследовать его примеру…

– Гражданка Голушко, не делайте поспешных выводов!

– А вы, гражданин Голушко, не давите на меня!

– Я давлю? Да я самый демократичный супруг в мире!Другой бы с тобой даже разговаривать не стал, взвалил на плечо, впихнул бы вмашину и увез домой!

– Я б с таким ни дня не прожила, – парировалаМарго. – Теперь займись, пожалуйста, своей работой, а я пойду доедать свойобед!

И она, развернувшись, зашагала к дверям столовой.

Митрофан беспомощно смотрел жене вслед и тяжко вздыхал. УМарго был отличный характер, очень уживчивый, и упрямилась она редко, но ужесли упрямилась, то стояла на своем до конца. Когда такое случалось, Базильлюбил повторять поговорку: «Хоть писай в глаза, все божья роса» – и с невесткойне связывался. А вот Митрофан не терял надежды на то, что здравый смысл победити Марго признает свою неправоту…

Не стоит и говорить, что его надежды еще ни разу неоправдались.

– Митрофан Васильевич, – услышал Голушко голосстажера и, обернувшись на оклик, увидел и самого Славика, трусящего к столовойсо стороны ворот. – Митрофан Васильевич, там ваш отец!

– Где? – не понял тот.

– На проходной. Он хочет попасть на территорию, а егоне пускают! Сходили бы вы, попросили, чтоб разрешили ему пройти, а то меняохранники не слушают…

Митрофан беззвучно выругался. Мало ему с женой проблем, такеще отец пожаловал! И, главное, для чего? Что ему тут нужно? Нос свой соватькуда не следует? Или сыну, проработавшему в органах двадцать лет, советыдавать?

Пройдя к воротам, Митрофан вошел в зданьице КПП, где околоохраняемой худощавым, но мускулистым секьюрити «вертушки» стоял раскрасневшийсяот гнева Базиль. Увидев сына, он вскричал:

– Товарищ старший следователь, скажите им, что яглавный свидетель по делу и хочу попасть на территорию для оказания помощи…

Охранник вопросительно посмотрел на Митрофана. Тот кивкомподтвердил слова Базиля.

– Под вашу ответственность, – буркнул служащий«Эдельвейса». – У нас тут пропускной режим строгий, а ваш свидетельдокументов при себе не имеет… – Он смерил Базиля презрительнымвзглядом. – И выглядит как бомж…

Старший Голушко зло сощурился. Хотя обижаться не стоило,поскольку выглядел он и впрямь непрезентабельно. В линялой штормовке, старыхджинсах и болотных сапогах, он походил если и не на бомжа, то на попивающегопенсионера, завсегдатая городских помоек. Да и попахивало от негосоответственно: рыбой, потом и легким перегаром.

Когда Базиля пропустили, Митрофан отвел отца подальше отпроходной и хмуро спросил:

– Ты зачем явился?

– Вообще-то я проводил следственный эксперимент.

– Только не это, – простонал Митрофан. – Ещеодин престарелый сыщик-дилетант объявился… Мало нам миссис Марпл и ДжессикиФлэтчер, теперь к ним еще Василий Дмитриевич Голушко присоединился!

– Митя, поздравляю, в тебе проснулся острослов! Идиблесни своим юмором перед женой, а то она мне не поверит, если расскажу…

– Ладно, пошутили, и будя. Выкладывай давай проэксперимент!

Базиль мог заартачиться, он бывал иногда по-стариковскивредным, но на этот раз повел себя покладисто.

– Докладываю, – буркнул он. – После того кактвои ребята убрались с острова, я решил порыбачить. Отплыл довольно далеко,закинул удочку и тут смотрю на берег, а там – отпечатки подошв на глине.Точь-в-точь таких, как…

– Ну понял я, понял. Те же следы, что и на острове.Только не ври уж про рыбалку! Наверняка исследовал берег, выискивая эти самыеследы…

– Два часа потратил, – сознался Базиль. – Ужеотчаялся… И вдруг! Смотрю, уж больно берег хороший. Я б сам выбрался на сушуименно там. Ну и что ты думаешь? Подгребаю, и точно! Следы!

– Ну и куда они тебя привели?

– Никуда… Оборвались почти тут же. Он переобулся,видимо, в другую обувь, а главное, по траве дальше пошел, чтобы следов неоставлять.

– Сообразительный.

– Да уж, все продумал!

– Выходит, следственный эксперимент не удался?

– Выходит, нет. Только я уверен, что убийца направлялсяименно сюда! Я это, Митя, нюхом чую!

– Жаль, что твой нюх к делу не пришьешь, –невесело усмехнулся Митрофан.

– А ты чего, здесь с самого утра торчишь?

– Да нет, второй раз уже приехал.

– Зачем?

– У нас, папа, еще один самоубийца объявился!

Глаза Базиля расширились от удивления.

– Мальчишка на этот раз. Студент, – продолжилМитрофан. – Повесился сразу после завтрака. Труп обнаружили ближе кобеду… – Он достал из папки, которую держал в руках, завернутую вполиэтилен бумажку. – Вот записка предсмертная…

– И что там?

– Много чего! Понакатал столько, что читатьзамучаешься… Вначале о мире – бардаке, бабах – б… в смысле, непорядочныхженщинах… Ну и прочее… В конце о смерти как единственном избавлении от мук…

– Да уж какие муки-то? В двадцать лет?