— Снова станет сильной моя защита, и я тоже обретусилу. Тебе это известно.

— А какие с этим связаны сюрпризы, о которых мнеследует знать?

— Как я уже сказал, я никогда ни с кем этого не делал,и даже не видел, как это делается. Для меня это столь же непредвиденно, как длятебя.

Глядя в эти изумительные глаза, я хотела бы ему верить.

— Я вижу в твоих глазах недоверие, ma petite.Но это немне ты не веришь, а своей силе. С тобой никогда ничего не бывает, как должнобыть, ma petite,потому что твоя сила не похожа ни на какую другую. Ты — магиядикая, неукрощенная. С тобой самые тщательно продуманные планы летят втартарары.

— Я все это время училась ее контролировать, Жан-Клод.

— Хочется надеяться, что выучилась достаточно.

— Ты меня пугаешь.

Он вздохнул:

— А это мне меньше всего хочется делать.

Я мотнула головой:

— Жан-Клод, послушай, я понимаю: мне все говорят, что смоими ребятами ничего не случилось, но я хочу это видеть лично, а потому давайпроделаем, что нужно.

— Это должно быть чем-то особым и мистическим, mapetite.

Яоглядела клуб:

— Тогда нужны другие декорации.

— Согласен, но эти выбирала ты, а не я.

— Зато это ты настаиваешь, чтобы мы это проделали прямосейчас до начала всех фейерверков.

— Да, верно. — Он вздохнул и протянул мнеруку. — Пойдем хотя бы к нашему столу.

Я даже всерьез думала не принять его руку. Забавно, какбыстро я перешла от желания броситься ему на шею к желанию от него избавиться.То есть не совсем от него, а от сложностей, которые всегда от него на менявалились. Со всякой мистикой между нами никогда не бывало просто. Он говорил,что тут моя вина, — может, даже был прав. Жан-Клод — вполне стандартныйМастер Вампиров, а Ричард — вполне стандартный Ульфрик. Конечно, они оба наудивление сильны, но ничего такого уж необычного в этой силе нет. Хотя уЖан-Клода одна черточка все же есть: он умеет набирать силу, питаясьсексуальной энергией. В прошлые века его могли бы назвать инкубом. У МастераВампиров редко бывает дополнительный источник силы, помимо крови. Так что этопроизводило некоторое впечатление. Те немногие Мастера, которые такимисточником обладали, питались страхом и ужасом. В таком варианте я предпочитаюпохоть. Здесь хотя бы никому не надо пускать кровь — как правило. А я — янеизвестная сила, о которой говорится лишь в давних легендах про некромантов,которых уже нет на свете. Таких давних легендах, что в их истинность никто ужене верил, пока не появилась я. Горько, но правда.

Пока мы шептались, наш стол опустел, и нас там встретилтолько Джейсон и еще один мужчина. Он был одет в коричневую кожу, из-подкоторой виднелись брюки на молнии и безрукавка. Еще у него был капюшон,закрывавший все лицо, кроме глаз, рта и части носа. Вообще-то меня от капюшоновжуть берет, но в чем кто одет — это все же не мое дело. Пока они ко мне нелезут, все в порядке. И только когда обладатель капюшона поглядел на меня, яузнала эти светлые, невозможно светло-синие глаза — ледяные глаза, как усибирской лайки. У человека я никогда таких глаз не видела.

— Ашер, привет! — сказала я.

Он улыбнулся, и я узнала изгиб его губ. Он носил капюшон неради сексуальных причуд, а чтобы скрыть шрамы. Где-то лет двести назаднекоторые церковные деятели из самых лучших побуждений пытались выжечь из Ашерадьявола. Святой водой. Она действует на плоть вампира как кислота. Когда-тоАшер был красив захватывающей дух красотой, как Жан-Клод, только по-другому.Теперь половина его лица, половина груди и то бедро, которое я когда-то видела,превратились в груду расплавленных шрамов. А все остальное, что я видела, былотак же прекрасно, как в день его смерти. Насчет того, что я не видела, мнекак-то и не хотелось знать. Через метки Жан-Клода я получала воспоминания опрежнем Ашере. Его тело было гладким совершенством — каждый дюйм. Ашер и егослуга Джулианна вместе с Жан-Клодом составляли menage a troisв течение двадцатилет. Ее сожгли как ведьму, а Жан-Клод смог спасти только Ашера, когда тот ужебыл изуродован.

Уже двести лет прошло, но оба они все еще оплакивалиДжулианну и друг друга. Сейчас Ашер был правой рукой Жан-Клода, но любовникамиони не были. Ашер по-прежнему винил Жан-Клода за то, что тот их не спас, аЖан-Клод горячо с ним спорил, хотя глубоко в душе сам себя тоже винил.

Я наклонилась и чмокнула Ашера в кожаную щеку.

— Что с твоими волосами? Только не говори, что ты ихотрезал.

Он поднес мою руку к губам и нежно поцеловал:

— Я их заплел в косичку, и они еще длиннее, чем были.

— Не терпится их увидеть, — ответила я. —Спасибо, что пришел.

— Я бы ад перевернул, чтобы тебе помочь.

— Как вы, французы, умеете красиво говорить! —восхитилась я.

Он тихо засмеялся.

— Кажется, скоро начнется представление, —вмешался Джейсон.

Я повернулась посмотреть, как ведут женщину к воздвигнутойна полу конструкции из металла и кожи.

Женщина была одета в халат, и, честное слово, мне нехотелось знать, что под ним.

— Ладно, сделаем, что мы там должны сделать, и пошливыручать леопардов.

— Ты не хочешь посмотреть шоу? — невинно удивилсяДжейсон. Глаза у него были честные-честные, только улыбка дразнящая.

Я просто скривилась в его сторону, но глаза его глядели мнеза спину, и я поняла, что Джейсону не нравится то, что приближается к нам.Обернувшись, я увидела стоящего за нами Аякса. Не замечая меня, он обратился кЖан-Клоду:

— У вас пятнадцать минут, потом начнется представление.

Жан-Клод кивнул:

— Скажи Нарциссу, что я благодарен за извещение.

Аякс чуть наклонил голову, как до того его хозяин, и пошелпрочь, лавируя между столами.

— Что это все значит? — спросила я.

— Если мы сотворим что-либо магическое во время чужоговыступления, это сочтут за грубость. Я предупредил Нарцисса, что мы вызовем некоторую...силу.

Наверное, по моему виду показалось, что меня охватилоподозрение. Так оно и было.

— Ты меня уже достаешь с этими своими магическимиштучками плаща и кинжала.

— Ты — некромант, я — Мастер Вампиров этого города.Неужели ты думаешь, что мы можем слить нашу силу так, чтобы это не было заметновсей нежити в этом зале и вокруг? Не знаю, ощутят ли оборотни, но это вполневероятно, так как мы оба связаны с вервольфом. Все нечеловеческое в этом клубечто-то почувствует — не знаю, что именно и насколько, но почувствует, mapetite.Нарцисс счел бы смертельным оскорблением, если бы мы прервалипредставление, не предупредив его.