– Читает, – воодушевилась Сонька. – Там ИлюхаГельман был, у него прочитала тютелька-в-тютельку. Правда, Нюся?

– Откуда мне знать его мысли?

– Вы виделись с Ильей? – поинтересовался папа.

– Сидели в одном зале, – пожала я плечами.

– И ты по-прежнему…

– Папа, – перебила я, он кивнул.

– Хорошо. Завтра попробую разобраться с вашими приключениями. –И пошел провожать Николая Ивановича.

В холле они задержались и о чем-то тихо переговаривались,поглядывая на нас.

– Убила бы тебя, – беззлобно сказала я Соньке.

– За что?

– За длинный язык. Илью-то зачем приплела?

– А что такого?

Я махнула рукой.

Папа, проводив Николая Ивановича, присоединился к нам.Разговор то и дело возвращался к нашему рассказу, и стало ясно, что отец неуспокоится, пока во всем этом не разберется. Но по тому, как он хмурился ивдруг замолкал на середине фразы, я поняла: что-то его мучает помимо моихсегодняшних приключений.

Не будь здесь Соньки, я бы постаралась выяснить, чтотревожит отца, однако сейчас об этом не могло быть и речи. Папа не из тех, ктооткровенничает при посторонних. Впрочем, с близкими он тоже особо не откровенничает.Не знаю, насколько он доверяет Николаю Ивановичу, но если и доверяет, то толькоему. Не считая меня и давнего друга, у отца близких людей не было.

Моя мама умерла, когда мне едва исполнился год, отец большене женился. Само собой, женщины у него были, но в нашем доме они никогда непоявлялись, и ни с одной из них знакомства я не свела, хотя ничего против неимела. И против женитьбы отца никогда не возражала, ни в детстве, ни тем болеесейчас. Однако папа предпочитал холостяцкую жизнь, что меня, признаться,удивляло. Ему всего пятьдесят три, выглядит он на сорок, высокий, подтянутый,может, не красавец, но в нем есть некое суровое обаяние, и женщинам он,безусловно, нравится. Сонька в юности была влюблена в моего отца, краснела имлела в его присутствии, над чем он добродушно подшучивал. Думаю, поведи онсебя иначе, Сонька вполне могла стать моей мачехой, по крайней мере, она наэтот счет еще пару лет назад строила планы. Да и сейчас порой вздыхает,поглядывая на папу, но он просто не в состоянии разглядеть женщину в подругедочери, которую помнил веснушчатой девчонкой с косичками.

Как-то на Новый год Сонька изрядно выпила для храбрости ирешила признаться ему в любви. Но папа, что-то заподозрив, в разгар весельяулизнул из дома, так что Сонька зря мучилась похмельем. Намеки подруги онигнорировал и разговаривал с ней так, словно она еще не вышла из детскоговозраста. Соньке это в конце концов надоело, но отец до сих пор остается длянее эталоном «настоящего мужчины».

Если в случае с Сонькой папина осмотрительность мне понятна,то его стремление к безбрачию вызывает недоумение. Долгое время я считала, чтоэто связано с тем, что он очень любил мою мать и не в состоянии представить наее месте другую женщину. По этой причине он избегал разговоров о ней.Разумеется, когда я допекала его вопросами, он что-то рассказывал, но уже вдетстве я поняла: моя настойчивость его огорчает, вызывая приступ дурногонастроения, он становился еще более молчаливым, хмурился и подолгу размышлял очем-то. До меня наконец дошло: отцу больно возвращаться к своему прошлому.

После смерти мамы мы покинули город, в котором жили, ипереехали сюда, наверное, тоже из-за желания отца отгородиться от воспоминаний,сменить обстановку, начать новую жизнь. Уже взрослой мне иногда хотелосьрасспросить его об отношениях с мамой, узнать, как они познакомились, как жилиотпущенные им четыре года, но боязнь сделать отцу больно перевешивала вполнепонятное любопытство, хотя от тех событий нас отделяет больше двадцати лет и заэто время душевные раны просто обязаны были затянуться. Впрочем, причинапапиной одинокой жизни могла быть вполне банальной: его устраивали ни к чему необязывающие отношения с женщинами.

Мама, кстати, завещала себя кремировать, отец сказал как-то,что мысль о том, что ее зароют в землю, вызывала у нее ужас, и он выполнил еепросьбу. Прах был развеян в парке, где мама любила гулять, так что даже могилыее не осталось, и, наверное, по этой причине мама была для меня каким-толегендарным персонажем, никакого отношения к моей реальной жизни не имеющим.После ее смерти отец уничтожил все ее фотографии, об этом я узнала лет в десятьи не решалась спросить, почему он это сделал. Хотел избавить себя от боли?Наверное, так. Но этот его поступок долго не укладывался у меня в голове. Ядаже не знаю, как выглядела мама. Правда, папа пару раз заметил, что я на неепохожа. Ко мне отец всегда относился с огромной любовью, которую не умел и нехотел скрывать. Мне разрешалось многое и все прощалось. Папиными стараниями изменя бы, скорее всего, выросла законченная эгоистка, если бы не бабушка, егомать. Она, напротив, была очень строгой и смогла-таки внушить мне вполнездравые мысли, что в мире существует еще много чего помимо моих желаний. Непомню, чтобы бабушка с отцом ссорилась или хотя бы спорила, но к своему сынуона относилась так же требовательно и сурово, как и ко мне. Умерла она, когдамне исполнилось восемнадцать, как раз в день моего рождения. С тех самых пор яего терпеть не могу и никогда не отмечаю. Отец тяжело переживал ее смерть, но,по обыкновению, молчал о своих чувствах. Сидел, обняв меня, гладил по голове,точно я была еще ребенком, иногда вздыхал. В общем, о том, что творилось в егодуше, оставалось только гадать. Временами я задаюсь вопросом: существует ли вприроде женщина, способная растопить этот лед? С которой он мог быоткровенничать, советоваться, показать себя слабым? Если да, очень хотелось бына нее взглянуть. Несмотря на то что отец внушал уважение, более того, мог слегкостью вызвать у женщин едва ли не щенячий восторг, жить с ним, должно быть,не сахар.

У отца была репутация исключительно порядочного человека,который даже в лихие девяностые не запятнал себя связью со всяким сбродом, каклюбил выражаться Николай Иванович, имея в виду бандитов всех мастей. Само собой,отцу приходилось нелегко, и тогда, да и сейчас врагов у него предостаточно, поэтой причине на моей безопасности он попросту помешан. Оттого я и пыталасьпридать нашим сегодняшним приключениям несерьезный характер. Конечно, отец оних и без наших рассказов узнал бы, по крайней мере, об убийстве Ирины, раз мыдавали показания в милиции. Но вот обо всем остальном я бы предпочлапромолчать. Сама же я, прокручивая в голове события вечера, все большесклонялась к мысли, что ничего забавного в них нет, более того, намфантастически повезло, что все закончилось благополучно. И беспокоят меня нестолько придурковатого вида типы на джипе, сколько разноглазый, хоть я изатрудняюсь объяснить почему.

– Завтра пойдешь в милицию и напишешь заявление, –сказал отец.