по-норвежски и загнал в гугл-переводчик. Я написал про всё: про начальника полиции, про то, как мы с Линой и Али отомстили Томми за день рождения, и про похитителей картин… Я надеялся, что она всё поймёт.

Но ничего не случилось. Ответа не было. Ни одного смайлика. Телефон молчал. Занавески на окне колыхались. В голове всё перепуталось. Я снова закрыл глаза. Как прекрасно: темно и спокойно. Я совсем мало спал в последнее время. Я слишком мало спал. Мне следовало… Надо было… Я вздрогнул. Телефон в моей руке завибрировал.

«Я должна кое-что тебе показать», – написала Уна.

Внезапно я перестал ощущать усталость.

«Что именно?»

«Не могу сказать. Ты должен прийти сюда. Должен это увидеть».

О чём это она? Я ведь только что объяснил ей, что не могу. Я рассказал про полицейского и про всё остальное. Мама убьёт меня, если я снова сбегу ночью. Это невозможно.

«Не получится», – написал я.

«Ты должен. Пожалуйста, ты должен прийти!»

Я представил себе Уну, сидящую позади барной стойки. Её лицо в свете экрана телефона. Солнце, встающее во время нашей игры. Разумеется, у проблемы есть решение.

«Я могу прийти днём», – написал я.

Целую вечность я ждал ответа. Перед глазами пронеслись тысячи разных картин. Мы бегаем в лучах солнца по саду «Дворца», валяемся на траве у бронзовых статуй и пьём лимонад.

«Они будут в ярости, если увидят тебя, – написала Уна. – НЕ ПРИХОДИ днём».

Внутри у меня всё перевернулось. Если я ещё раз сбегу ночью, меня посадят под домашний арест до конца года. В голове вертелось множество вопросов. Кто такие «они»? И почему они не должны меня видеть? Я хотел спросить, но если задам ещё один вопрос, то глубже втянусь во всё это. Мне стало ещё труднее оставаться дома.

«Ты придёшь?» – спросила Уна.

Я не мог. Я правда не мог.

«Нет», – ответил я.

Мурашки по телу

Я не мог заснуть. Я очень устал и всё равно никак не мог заснуть. Я крепко зажмурился, но это не помогло. Меня бросало то в жар, то в холод, я то потел, то мёрз. Казалось, по всему телу бегают мурашки. В голове носилось множество мыслей. Родители в ванной вместе чистили зубы. В кои-то веки они разговаривали ласково и по-доброму. Они снова друзья? В коридоре рядом с моей комнатой раздались тихие шаги. Они остановились у двери. Я немного покашлял, чтобы родители убедились, что я здесь. Потом в доме стало тихо. Я чувствовал себя трусом и эгоистом, но я просто не мог уйти из дому.

Я вертел телефон в руках. Я немножко поиграл, но без Уны было неинтересно. Перечитал нашу переписку. Всё это как-то неправильно. Не может быть, чтобы я видел её в последний раз. Пришло сообщение. Я был уверен, что оно от Уны, поэтому быстро открыл его. Но оно оказалось от Лины. «Как ты там?» – писала она. Я почувствовал угрызения совести. Я нарушил наш уговор больше не сбегать из дома. Но, с другой стороны, это ведь она загорелась идеей снять ролик.

«Нормально», – ответил я. Слишком кратко. Надо написать побольше. «Я тебе послал сегодня кучу сообщений, – добавил я, – почему ты не отвечала?»

«Приходил начальник полиции. После его ухода мама отобрала у меня мобильный, – объяснила Лина. – Никогда не видела её такой злой. Но сейчас она спит. Я нашла мобильный и взяла, чтобы послать тебе сообщение».

Раз у Лины отобрали телефон, то с Али наверняка произошло то же самое. Его родители намного строже мамы Лины.

«Только подумай! Томми отправил ролик в полицию», – написала она.

Я снова почувствовал укол совести. Я что, виноват, что к нам домой заявился начальник полиции? Знал ли он, что я пробирался во «Дворец» несколько ночей подряд? Когда он заявил, что следующей ночью во «Дворец» тоже пробирались неизвестные, у меня возникло странное ощущение. Что-то было в его взгляде. И в интонации. «Мы ещё не разбирались в этом, но Тур автоматически попадает в зону нашего внимания».

Я отправил Лине несколько смайликов, которые демонстрировали, насколько Томми нахальный и мерзкий.

«Ты под домашним арестом?» – спросила она.

«Нет. Но чуть было не попал».

«Мне не разрешают ходить на пляж, – написала Лина. – Но надеюсь, на улицу можно».

«Мама надолго отобрала у тебя телефон?»

«Не знаю. Пока не успокоится».

Мы оба замолчали на некоторое время.

У меня вспотели ладони. Лине запретили ходить на пляж. У неё отобрали телефон. И, возможно, всё это случилось по моей вине.

«Али под домашним арестом, – написала она. – Я выбралась из дома и позвонила им в дверь. Открыла его мама. Она на меня почти не смотрела».

Я почувствовал себя ничтожеством. Родители Али были очень добрыми. Пока мы вели себя нормально, нам разрешалось делать что угодно. Но если перейти границы… Наказание Али могло длиться несколько недель.

«Ты здесь?» – спросила Лина.

«Мама велит убрать телефон, – соврал я. – Я должен отключиться».

Я быстро отключил телефон, чтобы она не успела прислать ответ.

В этом деле есть странности.

Что, если всё это не так просто? Если бы Томми решил послать ролик в полицию, он бы сделал это сразу. Тогда почему начальник полиции пришёл к нам домой только сегодня? У меня появилось нехорошее ощущение. Я был уверен, что всё дело в Уне.

Ради твоего же блага

Следующим утром я карабкался по крутой тропинке на холм Теслы. Я не понял, что папа имел в виду, когда сказал, что у отца Томми за душой нет ни гроша, но у меня возникли кое-какие подозрения. «Но я предлагаю вовремя прекратить ваши игры», – сказал он на пляже. Это прозвучало как угроза. И у меня из головы никак не выходила картинка, как он держит Уну за ухо…

Дом Томми стоял на самой вершине холма. В больших окнах сверкало солнце. Вся стена была из блестящих стёкол.

В окне я увидел папу Томми. Он сидел на диване, приложив к уху телефон. На нём что, тренировочный костюм? Я не мог стоять посреди луга, поэтому отошёл назад, к опушке леса. Я даже думать не мог, что случится, если отец Томми заметит меня здесь.

Томми тоже был там. Он стоял в дверях, ведущих в гостиную, и казалось, ждал, когда папа закончит разговаривать по телефону.

Его отец, судя по всему, злился. Внезапно он заорал и отшвырнул телефон в сторону. Томми замер