на месте. Папа провёл руками по волосам, а потом поднялся и быстро зашагал в сторону Томми. Он поднял сына за футболку, прижимая к стене. Томми дёргал ногами, беспомощно открывал рот и вертелся. Потом отец опустил его на пол и, дав подзатыльник, вышел из гостиной, не обернувшись. Только когда он скрылся из виду, Томми выпрямился. Как папа мог так с ним поступить?! Томми заплакал.

Я обежал вокруг дома, чтобы узнать, что будет дальше.

Здесь со всех сторон стояли соседские дома. Я спрятался за какими-то высокими цветами.

Мне стало жалко Томми. Неужели его отец мог в любой момент сотворить с ним такое?! Я вспомнил, как Томми вёл себя в последние дни. Сначала он подкараулил меня у пляжного туалета. Он был один и показался мне каким-то странным. А когда его отец заявил, что нам надо вовремя прекратить свои игры, он спрятался за его спину как перепуганный щенок – теперь мне казалось именно так.

Я увидел отца Томми в кухне. Он налил стакан сока и выпил его одним глотком. Интересно, о чём он думал? Если бы я был на его месте, я бы испытывал жесточайшие угрызения совести. Но может быть, люди, которые совершают такие поступки, вообще не испытывают угрызений совести?

Хрустнула ветка. Я упал навзничь и прислушивался, но больше ничего не услышал.

Я поднял голову и снова заглянул в окно кухни. Отец Томми убирал пакет с соком в холодильник.

И снова этот звук.

Откуда он? Перед глазами пронеслись тысячи воспоминаний. Уна стоит на цыпочках, когда её поднимают за ухо. Томми тянут за футболку вверх по стене, а потом дают оплеуху. Я вспомнил, каково это – получить удар в лицо. Как вся голова становится горячей.

Хрусть. Это что, зверь? Дикий зверь: кабан, енот?

Я лёг на землю и попытался слиться с цветами.

– Я предупреждал тебя. – Из-за угла вышел Томми. Наверняка он обежал дом с другой стороны.

Почему-то разозлился. И это была не нормальная реакция. Мне нужно было обнять его и спросить, как он себя чувствует. В эту минуту ни к кому я не испытывал такой жалости, как к Томми. Но я был напуган. Я вскочил на ноги.

– Зачем ты отправил ролик в полицию? – спросил я.

Томми молчал.

– Я видел, что он с тобой сделал, – пробормотал я, успокаиваясь. – Ну, твой отец.

Томми пинал ногой землю, но ничего не отвечал.

– Так нельзя, – продолжал я. – Так обращаться с детьми противозаконно.

– Это не единственный закон, который он нарушил. – Томми пытался улыбнуться, но я видел, что он огорчён.

У меня ком встал в горле.

– Часто он так делает? – спросил я через некоторое время.

Томми, стоя на вершине холма, оглядел школу, лес, «Дворец» и раскинувшееся далеко внизу море. Его глаза увлажнились, а губы задрожали. Что мне ему сказать? Мне это страшно не нравилось и было жалко Томми. Может, он не такой плохой, как мне казалось. Нет, такой, сказал я самому себе. Вспомни, каким он бывает противным, вспомни всё, что он тебе сделал. Не дай себя обмануть.

Без всякого предупреждения он вдруг схватил меня за рубашку и потянул вниз. Я подскочил. Только я подумал, что по-новому взглянул на Томми, как он набросился на меня. Я ждал удара, ждал, когда его кулак встретится с моим носом. Но он не ударил – он опустился на клумбу вместе со мной.

– Тише! – он приложил палец к губам.

Хлопнула дверь дома, и показался его отец. Он воткнул в уши наушники и побежал вверх по гравиевой дорожке. Мы наблюдали за ним. Никогда не видел, чтобы кто-то с таким выражением смотрел на собственного отца. Томми казался перепуганным до смерти.

Его папа пробежал по дороге над нами, и зелёный спортивный костюм скрылся из виду.

– Ты даже не догадываешься, во что вмешался. Папа разговаривал о тебе по телефону с начальником полиции. Они друзья. Если ты не прекратишь, во всём обвинят именно тебя, – он сильно ткнул меня пальцем в грудь. – На этот раз ты должен меня послушать. Держись подальше от «Дворца».

Они занимаются не только этим

Я брёл по лесу. Сверху мне был виден пляж. У волейбольной площадки собралось много народа, но Томми я не заметил. Или он там? Трудно разобраться, кто где. А вот музыка до меня долетала.

Я вышел к дереву, на котором несколько лет назад мы с Линой и Али построили домик. Там всё ещё лежало несколько перекрещенных досок. Стройматериалы нам дал папа Али. Он помог нам закрепить толстые доски, с остальным мы справились сами. Как же это было здорово. Мы возились здесь от восхода до заката, а в обеденное время мама или папа приносили нам еду. Вечером руки приятно покалывало, в носу стоял запах леса, и мне снились сны о хижинах на деревьях. Когда всё было готово, мы устроили новоселье. Пришла даже мама Лины. Мы ели пирожные и сладости и запивали их лимонадом, а мой папа согласился переночевать в лесу. Он устроился в палатке на земле, а мы с Али и Линой – в домике на дереве. Как это было здорово! Но в один прекрасный день мы пришли в лес поиграть, а домик оказался разрушенным. Я ещё не видел, чтобы Лина злилась так, как в тот день. Она понеслась прямо к спортивной площадке и прыгнула на Томми. Мохаммед и Питер даже не успели среагировать. Она прицепилась к Томми, как репейник, и при этом колотила его и пинала ногами. Он потом несколько недель ходил с фингалом под глазом.

Думая об этом случае сейчас, я испытывал жалость к Томми. Неудивительно, что он такой, если у него дома творятся такие дела.

Я уселся на пень и, достав мобильник, нашёл в Сети фотографию начальника полиции. «Пер Улавесен, начальник полиции» – было написано под фото чёрными буквами.

Сердце заколотилось сильнее. Томми сказал, что его папа разговаривал обо мне по телефону с начальником полиции. Почему они говорили обо мне?

Я сделал скриншот и написал Уне: «Ты когда-нибудь видела этого человека?»

Я несколько раз подумал, прежде чем отправить сообщение. С одной стороны, было бы правильно не общаться с ней, просто забыть обо всём. Но ничего не получалось. Мне не удавалось забыть Уну, как бы я ни старался.

Я отправил сообщение, понадеявшись, что она напишет, что никогда раньше его не видела.

Уна быстро ответила: «Это друг босса».

Томми тоже так