Эрениевые частицы — это достояние императорского рода. И если офицер погибает в бою, то кольца возвращаются в казну, а не вручаются семье погибшего. На охрану частицы целая караульная служба в училище организована.

Выстроились! Сердца юношеские бешено бьются. Я даже слышу, как у товарищей долбят. Или мне просто кажется.

— Главная учебная точка, товарищи юнкера, — объявляет подполковник сипло. — Здесь не важны ваши физические данные и умственные способности. Только ваши тела, как объекты, а точнее их жизненная сила, которая через эрений, он же проводник, оживляет тот самый аппарат, ради владения которым большинство из вас поступили в училище. Исправлюсь! Ради защиты долга по средствам онного!

В принципе, мы и так знаем теорию. Эрений преобразует нашу жизненную силу в магию, которая оживляет мехара, питает его. Подобно воде, нагретой до пара в пароходе или паровозе, оживляющей механических монстров. Пробудив мехара, ты уже можешь шагать его ногами, прыгать, взмывать в воздух, давить на ручки и педали, меняя вектор крыльев или добавляя тяги.

Делать всё, что угодно, покуда не исчерпаются твои силы. И это не значит, что ты отдаёшь жизнь или годы свои непрожитые. Только силы, которые восстанавливаются, как и обычные силы после физических нагрузок.

Поэтому у пилотов тело тренируется отдавать и восстанавливать силу. Организм накапливает её с каждым разом всё больше и становится ещё сильнее. Именно по этой причине меха–гвардейцы физически более развиты и отменно здоровы.

И первым вызываюсь я! Дабы не прощёлкать вообще.

— Может и не стоит пытаться, — шепнул мне на ухо Максим, как только я поднял руку. — В отличие от титула звание меха–гвардейца по наследству не передаётся, мой друг.

Преподаватель сразу впился в меня глазами, хотя через мгновение уже был поднят лес рук.

— Выходите! — Воскликнул. — Юнкер?

— Юнкер Сабуров, товарищ пол! — Преставился по стойке «смирно».

— Константина Сабурова сын? — Спросил вдруг заинтересованно.

— Так точно! — Отчеканил, сжав челюсть сильнее, чтобы не нагрубить на какую–нибудь язвительную фразу, нарушив субординацию.

— Знавал я твоего отца, жизнью ему обязан. Это он вытащил меня из покорёженного меха перед тем, как его накрыло, — признался неожиданно тепло подполковник и выдохнул тяжело. — Что ж, вперёд юнкер Сабуров.

Гордость за отца берёт. А я даже и не знал. И офицера этого впервые вижу. А может и забыл уже, что он к отцу приходил, аль не узнал. Сколько лет прошло?

С разгорающимся волнением подхожу к телу меха. Серебристо–синий металл обрамляет кабину без переднего щита. Прорезиненного вида кресло выглядит совсем новым. Да и всё внутри веет новизной, и это одно из свойств таинственных доспехов, дарованных нам в защиту от страшных тварей. А что, действительно.

Мехар — это самый, что ни на есть доспех меха–гвардейца.

Поручик помогает забраться в кабину, подсказывая, куда вкладывать руки, и за что можно держаться. Как заводить ноги в гнёзда.

Первое впечатление: слишком свободно и рукам, и ногам, как в бочке болтаюсь. Ступнями дотягиваюсь до педалей, задницей чуть назад подаюсь, усаживаясь в подобие седла. Если коленки выпрямить, привстану. Но сказали прислониться. И не трогать рычажки, которые плотно замотаны проволокой.

— Пристёгивайся сам, — бурчит поручик недовольно.

Какие–то они все уставшие, будто сено весь день ворочали.

Быстро разобрался с незамысловатыми ремнями, уже протёртыми до бархата по краям. Голову поднял, а кольцо светящееся эрением уже на подушке подполковник поднёс. Лично плашку протянул.

— Бери сам, — говорит заботливо. — Если правша, то на палец левой руки надевай. Любой палец, но чтоб плотнее село. Так связь будет лучше.

От того, что подполковник в голосе переменился стало даже неловко. Пальцами дрожащей руки я вынул из подушечки кольцо. И с бешеным сердцем надел на указательный палец левой руки, вышло как раз. Похоже, универсальный вариант, одним на мизинец подойдёт, а другим на большой палец будет в пору.

Кожей ощутил холодный металл, а следом и лёгкие покалывания. В барабанные перепонки задолбила кровь. И задышалось, как после грозы.

Врачиха подскочила, я даже не понял, когда успела. Пульс мерит рукой, часами засекает. Кивает, мол, нормально.

— Клади руки на гашетки, как показал, — скомандовал подполковник, отступая.

Ухватился за твёрдые ручки! И ахнуло в груди от ощущений, будто воздуха мне мало и хочется ещё вдохнуть. В следующее мгновение стал нагреваться металл кольца. Всё передалось на ручку, которая следом потеплела. Слышу, как заохали юнкера, а я понять не могу, что же случилось.

Просто кажется, что уже не в кабине я покоящейся, а по морю в лодке плыву. Но осязаю следом уже погружение. Звук пошёл рокочущий с нарастанием, как из трубы глубокой. И вот вместе с рокотом наплывает издалека, вырастая из точки, голубое море с перламутровыми отблесками. Нет… мне почудилось, теперь это облака с фиолетовыми огоньками, будто созвездие внутри. Но не просто вид, а с искажением кривой линзы, где центр нормальный, а всё остальное растянуто. Словно в подзорную трубу смотрю.

Рокот сливается в гул, который усиливается. Сходит картинка, пропадая, а на её месте возникают лица восторженных юнкеров, будто смотрю на них за голубым стеклом через большие неровные грани. Но вот они выравниваются, оставляя лишь на своём месте полупрозрачные фиолетовые линии. И теперь я не вижу вокруг себя кабины, а только её и своё полупрозрачное тело, которое можно распознать лишь благодаря едва заметным контурам на изгибах.

В глаза бросаются торчащие из пола в мою сторону балки, что прежде удерживали корпус меха. Теперь я стою в яме. А точнее в ней завис. Кабина вместе со мной стала прозрачной, вот оно как пилотом видится!

Слышу одобрительный комментарий преподавателя:

— За три секунды завёл, вот это молодец.

Что⁈ Прошло же больше… значительно больше!

Побежали розовые строчки перед глазами. Иероглифы, смахивающие на китайские.

Затрещало в полу мощно и кабину повело, но тут же прекратилось, когда что–то дёрнуло меня! И всё вдруг схлынуло, звуки, контуры, возвращая в обыденность и серость!