Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Флора была в смятении и старалась смотреть куда угодно, только не на него.
– Так, значит, Бруно рассказывал обо мне? – Айво почувствовал еще один укол стыда. С того дня, как он решил, что брат его бросил, он никогда не произносил его имя.
Она кивнула, вспомнив скрытую заботу, окрашенную чувством вины, на лице ее шурина, когда он говорил о своем маленьком брате, который, как оказалось, был вовсе не маленьким. Она вздохнула и с сожалением попрощалась с Айво, который жил в ее воображении, – худой чувствительный мальчик, вечная мишень для хулиганов.
– Я не… что?
Тихо заданный вопрос заставил ее оторвать взгляд от меню, которое она сосредоточенно разглядывала.
– Вы совсем не похожи.
Муж ее сестры был среднего роста, худощавый и жилистый, красивый, но не настолько… Сэми сказала, что влюбилась в него в тот момент, когда он улыбнулся… У Бруно действительно была замечательная улыбка… и смех.
– Вы намного… темнее. – Флора покачала головой, и на ее переносице появилась морщинка. – Я просто не понимаю, к чему вся эта секретность? – Неясное подозрение, переплетенное с первыми нитями гнева, начало пробивать себе дорогу сквозь шок. – И почему именно сейчас?
На похоронах Бруно не было ни одного члена его семьи. Мало того, брат, о котором с такой нежностью говорил Бруно, за все эти годы ни разу не попытался вступить с ним в контакт.
И вот теперь он здесь. Почему?
О, черт, Флора, не будь дурой… он здесь из‑за Джейми!
Не обращая внимания на холодок страха, Флора наградила его презрительным взглядом. – По‑моему, я ясно дала понять адвокату вашего деда, что не собираюсь отдавать Джейми. Или вы хотите сказать, что ваше пребывание здесь не имеет к этому никакого отношения?
– Я здесь по собственному желанию.
Неутешительное заявление, когда его делает человек куда более опасный, чем любое официальное письмо, человек, который, казалось, унаследовал то же отсутствие моральных принципов, которое было заметно по ее общению с его старшим родственником.
– Почему вы не сказали, кто вы такой, вчера вечером? Вы солгали. И избавьте меня от софистики – ложь по недомолвке все равно ложь!
Но Айво не собирался ничего отрицать. Он даже не делал попыток защититься. Казалось, он был даже доволен тем, что позволил Флоре говорить. Как и прошлой ночью.
«И не забывай, чем это закончилось», – напомнила она себе. Она сказала ему это только потому, что он был незнакомцем, не имеющим к ней никакого отношения; она открыла ему свои слабости, свой страх, что она была плохой матерью.
Не будут ли эти слова стоить ей Джейми?
Флора старалась сильно не злиться и не давать волю эмоциям. Она приберегала свой гнев для тех, кто действительно этого заслуживал.
А Айво Греко заслуживал определенно! Он был таким же, как и его дед: тот передал через адвоката свое мерзкое письмо. Она хорошо помнила его холодные, несущие в себе скрытую угрозу слова.
Ее руки уперлись в стол, костяшки пальцев побелели, когда она наклонилась к нему через стол.
– Забудьте о счете, вы же член семьи, – бросила Флора и, отойдя от стола, добавила: – Но мы только что закрылись на сезон.
– Могу сказать, что у вас есть один, максимум два месяца до того, как вы закроетесь навсегда.
На мгновение Флора замерла, не зная, как реагировать.
– Возможно, для вас это и ничего не значит! – бросила она, стараясь не думать о миллиардах Греко и горах, которые можно сдвинуть за такие деньги. О лазейках, которые можно найти в завещании. – Этот отель – наследство Джейми. Я не позволю оставить мальчика ни с чем!
Он кивнул.
– Приятно слышать. И я прекрасно понимаю, что вы рассержены.
– Как вы проницательны! Но нет, я не сержусь. Я просто в бешенстве!
И это ей идет, решил он, позволив своим глазам на мгновение задержаться на ее слегка приоткрытых губах.
– И не говорите, что я не имею на это права. Теперь я понимаю, почему вы рыскали ночью по дому. Вы искали улики, чтобы использовать их против меня в суде. У вас есть деньги, – от возмущения она едва не закашлялась, – но я имею право.
Его темные брови приподнялись, когда он с насмешливой улыбкой прервал ее:
– Вы очень наивны, если думаете, что справедливость всегда побеждает.
Она почувствовала, как по ее спине пробежал холодок.
– Это что, угроза?
Айво не произнес ни слова. Он молча смотрел на нее, и в обсидиановых глубинах его глаз было больше угрозы, чем в любых словах.
Флора почувствовала дрожь. Страх проложил холодную дорожку по ее спине, в ней нарастала паника. Но она должна была показать ему, что он ее не запугал.
– Извините, но я не могу представить вам доказательств, что я была пьяна, ухаживая за ребенком, или устраивала здесь ночные оргии.
Чувственный образ обнаженной огневласки на мгновение выкинул Айво из реальности.
– Мы могли бы ускорить дело, если бы вы сократили количество театральных сцен.
Ее глаза презрительно сузились.
– Вы знаете, мне кажется несколько извращенным этот ваш внезапный интерес к Джейми. Раньше он вас нисколько не интересовал.
– Я не знал, что он существует.
Флора моргнула.
– Вы думаете, я в это поверю?
Он равнодушно пожал плечами:
– Вы можете верить во что хотите. Я не собираюсь представлять вам никаких доказательств.
– Вы позволили мне рассказать о Сэми и Бруно, не сказав ничего… – Ее голос дрожал, когда она вспомнила о других вещах, о которых она рассказала, думая, что он был незнакомцем, которого она никогда больше не увидит. – Это подло.
Впервые Айво выглядел слегка смущенным, но ее это не обмануло. Она предложила «оливковую ветвь» Сальваторе Греко и получила в ответ оскорбление.
Вероятно, Айво приехал сюда потому, что выраженная в юридической форме угроза и подкуп не сработали. Таким образом, он являлся ее физическим эквивалентом.
Флора вскинула руки, выражая отвращение, и, прошагав через комнату, остановилась и повернулась к нему. Руки сложены на груди, губы сжаты.
– Ладно. Говорите то, что пришли сказать, и уходите. – Ее лицо приняло выражение решительной незаинтересованности и ожидания.
– Мой дед умирает.
– Очень сожалею.
Дело в том, что это были не просто слова. Он верил ей. Флора слишком часто заставляла его чувствовать себя виноватым – как будто ему и так этого не хватало! Ее мягкосердечность была ее проблемой, а не его, напомнил он себе, и, если он воспользуется этим, ей придется винить только себя.