Никто не перебивал его многословие. Он сейчас успокаивалнервы по-своему. И остальным нужно время прийти в себя. Гриневский тожезакурил, присев на ящик возле буржуйки.

– Поговорили за футбол, обсудили женщин, разговор зашело драках, – продолжал свой рассказ Алексей. – Очкарик на эту темуособо не распространялся – ясно, что сказать-то по большому счету и нечего,интеллигент и драка суть две вещи несовместные, а вот этот высокий-плечистыйговорит, что вот, мол, ему никогда в жизни не доводилось драться по-настоящему.Я бы, говорит, и полез вступаться за женскую честь, и разнимать дерущихся, векволи не видать, не побоялся бы превосходящих гопницких сил. Я, говорит, исилушкой не обижен, и каратэ занимался, и общеразвивающими видами спорта, досих пор в тренажерный зал хожу, в бассейны всякие, форму поддерживаю. Но вот непопадал и не попадаю в ситуации, когда вопросы решают кулаки...

– Звиздел, – убежденно сказал Гриневский. –Просто проходил мимо, отворачивался, закрывал глаза.

– Думаю, не врал, – покачал головой Карташ. –Школу он, выяснилось, посещал элитарную, срочную в армии не служил, окончилпрестижный ВУЗ, потом, опять же благодаря большим родителям, пристроился отнюдьне на завод. По улицам он, считай, не ходит, из машины в подъезд, из подъезда вмашину. Рестораны посещает те, где собирается приличная публика, отдыхать ездитна дорогие курорты. Среда, короче, обитания у него такая – исключающаяэксцессы, подобные нашему нынешнему, и вообще исключающая мордобой ипоножовщину. В общем, к чему я сказываю эту байку? К тому, что среда обитанияопределяет ваши встречи и расставания. Ну, а у нас с вами, граждане, средаобитания отныне и надолго волчья. Мы с вами – маленькая такая... не скажусемейка, скажу стайка волков, живущая в диком лесу по законам джунглей. Стая,которую гонят и преследуют: охотники всех мастей, более многочисленные волчьистаи, даже нейтральный селянин нет-нет да и вызверится на нас. Среда обитания,ничего не попишешь. Так что следует и в дальнейшем быть готовым к подобнымвстречам на тропе...

Поезд стал заметно скидывать ход.

– Неужто еще один город, – Гриневский выглянул извагона. – Нет, разъезд какой-то...

Товарняк по своему обыкновению встал на разъезде. Вокруг выжженнаясолнцем степь, три железнодорожные колеи, два домика, рабочий и жилой. Кто-тоживет свою жизнь в таком вот добровольном изгнании. Как тут не вспомнитьпушкинского «Станционного смотрителя», которого когда-то проходили в школе?..

Может, их поезд никого пропускать и не будет, просто постоитдля порядка минуту-другую, машинист свяжется с диспетчерской службой, нет липрепятствий для продолжения движения. Нет – так зажжется «зеленый», и сноваколеса заведут свой «тук-тук-тук».

– Ну-ка, ну-ка! – вдруг весело сообщилГриневский. – Брезент над нашей турбиной зашевелился. А-а! Я так и думал!Вот и Цыган, которого разыскивали наши друзья. Сюда чапает. Тебя Цыганомкличут?

– Он самый, – сверкнула внизу белозубаяулыбка. – Можно к вам на огонек?

– Да уж лезь, что теперь! – смилостивился Петр.

Их новый гость и вправду был похож на цыгана. Невысокий,сухопарый, загорелый до черноты, словно его передержали в коптильне. Возрастнеопределим, плюс-минус двадцать лет. Из вещей у него наблюдался тольковещмешок, старый добрый солдатский сидор, а одет он был в джинсу и темнуюрубаху. И чем он точно не страдал, так это церемонностью и стеснительностью.

– Ребята, голоден, как черт, пожевать чего-нибудь ненайдется? – заявил, едва забрался в «теплушку». Голос его оказался неожиданногустым, баритонистым, как у оперного певца. – И водички бы, а то моя всяпотом вышла под толстой тряпкой.

– Если разобраться, ты нам кругом по жизнидолжен, – сказал Гриневский, без неприязни разглядывая визитера, – авместо того, чтоб отдавать, ты наши харчи уничтожать собрался. Ладно уж... Нам,чувствую, не скоро жрать захочется. Иди бери любую консерву, отрезай хлеба ирубай. Вода в чайнике, чайник на печке.

Через пять минут мимо промчался встречный товарняк, и ихсостав тоже покинул разъезд, бодро двинулся прежним маршрутом к казахстанскойгранице.

– Секу, как напряжно пришлось вам с моими знакомцами.Лады, заметано, договорюсь с людьми, чтобы на обратном пути вам в вагонзабросили магарыч-проставу за понесенные неудобства, – говорил Цыган снабитым ртом.

– А такого, как ты, чую, через пару дней шукать надоуже где-нибудь под Мурманском или в Калининграде, – хмыкнул Гриневский.

– Ага, все так и есть, – Цыган управился сбаночкой тушенки в два счета и, видимо, по бродяжьей привычке приученный ктому, чтоб ничего не пропадало, насадил на вилку кусок хлеба и вытер им жир состенок банки.

Запивая хавку чаем, не без гордости поведал:

– Я один из последних доподлинных бичей в Расейскойстране. Прошу не путать с бомжами. Я – убежденный бродяга, представительславного и, увы, вымирающего племени. Но не грязный помоешник, не попрошайка ине охотник за пустыми бутылками.

– Да никто и не путает, – успокоил егоГриневский. – Ты лучше расскажи, в чем ты разошелся с местной криминальнойинтеллигенцией?

– С этими баранами? Они, вишь ты, вдруг решили, чтозаплатили несколько больше, чем следовало. Правда, когда они это уразумели,меня с ними рядом уже не было. Но они парни шустрые, бросились вдогонку, темболее – куда я тут мог податься кроме как на железку? Вишь ты, чуть не догнали,собаки.

– И что ты им продавал? – не удержала любопытстваМаша.

– Да мелочь всякую, – Цыган состроил хитруюгримасу, и на его лице проступило множество мелких и крупных морщин. – Тамкуплю, здесь продам, этим на хлеб-соль зарабатываю. Чего ж мне не продавать,когда кличка не зряшная людьми дадена, я ведь и вправду наполовину цыган.

– А на другую половину? – Маша склонила головунабок и прищурилась.

– А черт его знает! – рассмеялся Цыган.

По тому, как ушел он от разговора о товаре, проданном имбанде Ловкого, у Карташа возникло подозрение, что без наркоты в этой истории необошлось. Ну и пусть ее, еще не хватало в чужие заморочки вникать, когда своихвыше гималаев.

– Я вам не надоем, не беспокойтесь, – разговорилсясытый, опившийся чаем Цыган. – Перед казахской границей сойду, мне как-топривычнее кордоны пересекать пешедралом. Оно же, и неприятных вопросовизбегаешь. Где, дескать, твоя виза-шмиза, где заполненная декларация – или хотябы незаполненная?

– Там все так строго? – удивился Карташ. Инесколько напрягся. – Я слыхал, что эта граница чисто условная, как икиргизская.

– Да, все так, справедливые слова, – закивалЦыган. – Но, во-первых, нет-нет да и явятся местные погранцы, как черти избутылки, чего-то шукать принимаются, это значит, у них объявили очереднуюкампанию по борьбе с чем-то неположенным. А во-вторых, дельце у меня небольшоеимеется в приграничной земле, старых знакомых повидать надо.