На Машу неизгладимое впечатление произвели смерчи, вогромном количестве шляющиеся (и другого слова не подобрать) по казахскойстепи. Маленькие, прямо-таки миниатюрные, какие-то несерьезные смерчи. Смерчикарманного формата, как называла их Маша.

…Киргизия запомнилась в общем-то тем же самым, что иКазахстан, ну разве еще они впервые видели стада сайгаков, мчащиеся наперегонкис паровозом и поднимая тучи коричневой пыли. Попадались иногда и табунылошадей, несущиеся сквозь степь со скоростью не меньшей, но в сопровождениипастухов, – или как они там называются касательно коников? Пастухи были вчерных пропыленных одеждах и шапках с загнутыми вверх белыми полями.

Карташу Киргизия запомнилась благодаря двум обстоятельствам.Во-первых, явлением киргизского пограничника – первого и последнего на их путик туркменской станции Буглык, румянощекого низенького живчика, который бодротараторил на ломаном русском, совал свой куцый нос во все щели, включаяугольную кучу и буржуйку, и задавал всякие не относящиеся к делу вопросы – вобщем, явственно напрашивался на взятку, однако увидев сопроводительныедокументы на груз, вмиг поскучнел и ретировался. Из чего Алексей сделалоднозначный и успокаивающий вывод, что лапа Дангатара и его друзейи в самомделе весьма длинная.

А второе обстоятельство, более приятственное…

На одной из малопонятных остановок посреди степи, возлебезымянного полустанка, являющего собой одноэтажное белое кубическое строениебез единого признака человеческих существ в радиусе километра. Рядом состроением размещался домик, весьма напоминающий дачный нужник, но не в примерчистый и ухоженный. На домике висела трогательная табличка: «ДУШЬ». Внутри и всамом деле ждала посетителей душевая кабинка, вылизанная и надраеннаянеизвестно кем, с горячей и холодной водой, поступающей неизвестно откуда. Сюр,в общем, полный – душ в центре степи, но Маша, что называется, загорелась. Доэтого они мылись от случая к случаю, что называется, по ситуации, на буржуйкегрели воду в стыренном еще в России баке и поливали друг друга, а тут такаяроскошь! Алексей задумчиво посмотрел вдоль состава. Состав, похоже, застрялнадолго. И он решился. Строго-настрого наказав Таксисту следить заокрестностями, а в случае появления признаков отправки подавать сигнал голосоми стуком в стену, он уединился в душевой на пару с Марией… Кто на когонабросился, так и осталось загадкой, но факт, что спустя миг они уже оказалисьв объятиях друг друга. Грязная, пропыленная одежда улетела куда-то к чертовойматери, Карташ подхватил боевую подругу, поднял, прижал к стене. И вошел в нееодним ударом; она вскрикнула, и вода, падающая им на плечи, из горячейпревратилась в кипяток, и тесная кабинка вдруг стала еще теснее, и не хваталоместа. Он ловил губами ее мокрые губы, терзал губами грудь и никак не мог насытиться…То ли дело в другомвоздухе, в другомклимате, то ли в ощущении, что наконецоторвались, сбежали от всех – но вопли и стук Таксиста дошел до него не сразу,как сквозь вату. Выскочили, застегиваясь на ходу, мокрые, растрепанные,возбужденные, едва успели запрыгнуть в набирающий скорость состав…

А спустя сутки они добрались до туркменской границы.

Двенадцатое арп-арслана 200* года, 23.41

Ночь была как наброшенное на голову темное покрывало: мир вомгле, небосвод беспросветно черный, без единой звездочки. Впрочем, звезды,наверное, никуда не делись, сияли, как им и положено, но их свет затмевалиредкие, но яркие огни станции под несерьезным названием Буглык.

С наступлением ночи, однако, жизнь на сортировке не затихала– как, впрочем, и на любой другой сортировке некогда великой державы. Откуда-тодоносился лязг перецепляемых вагонов, по соседнему пути, свистнув для пущегокуражу, бодренько прогрохотал одинокий маневровый локомотивчик. Рельсымаслянисто блестели в свете голубых огоньков светофоров. На последней рокировкевагонов в составе, что имело место быть незадолго до исторического омовения вкабинке с надписью «ДУШЬ», их «теплушку» определили в самый конец поезда, итеперь троицу окружали ночь, темнота и полнейшая неизвестность.

– Опять холодает, – отметила Маша, спрыгивая нашуршащий гравий. – Надоело. Днем пекло, а по ночам холод собачий.

Она просунула руки в рукава наброшенной на плечи камуфляжнойкуртки, запахнула подбитые мехом полы. Поежилась.

– Поверить не могу, что добрались, – призналсяГриневский и глупо хихикнул.

Организм Карташа чувствовал себя странновато – никогдадопреж Карташу не приходилось мотаться по железной дороге в течение аж целойнедели, запертым в четырех стенах деревянной коробки, без пересадок, роздыха ивагона-ресторана, и теперь земля под ногами ощутимо покачивалась и вздрагивала,совсем как опостылевший вагон, а в ушах продолжали мерно постукивать нарельсовых стыках колеса. Он присел несколько раз, разгоняя кровушку по жилам. Потомзакурил, прикрывая огонек зажигалки от ветерка. Выпустил в ночь струйку дыма.Сказал:

– Ну так что делать будем, господа миллионеры? Что-тоне видать комитета по торжественной встрече… Твой Дангатар ничего намудрить немог?

Гриневский в ответ пожал плечами. Где-то вдалеке что-тоиспуганно промяукал громкоговоритель, и в ответ другой громкоговоритель –диспетчерский, не иначе – что-то грозно прогавкал. На русском или жетуркменском языке осуществлялось сие общение, уразуметь было решительноневозможно, но диспутирующие стороны, видать, поняли друг друга прекрасно.

– Что ж, будем ждать и надеяться, что ребяткипросто-напросто запаздывают, – преувеличенно бодро заметил Карташ, хотя надуше у него, признаться, кошки скребли. Не нравилась ему сложившаяся ситуация.Ну вот не нравилась, и все – несмотря на ту легкость, с которой им удалосьпересечь через полстраны и чертову уйму границ, таможен и бюрократическихпрепон... А может, и благодаря этой легкости. – Могут они задерживаться?Могут. Все ж таки – вышли мы все из Союза, а там точность никогда не былаотличительной чертой королей – по причине полного отсутствия последних…

– …И весьма забавно получится в противномслучае, – подхватила Маша с непонятной интонацией. – С какими-тоневнятными бумажками, без денег и знания языка на чужой территории – зато скучей контрабандной платины, запрятанной в куче угля…

Алексей покосился на боевую подругу в некоторомбеспокойстве: не начинается ли извечная женская истерика по поводу того, чтовсе идет несколько не так, как запланировали. Ничуть не бывало – боевая подругабыла собрана и решительна. Молодчина.

– Да ведь пока, собственно, ничего страшного непроисходит, – успокоил он ее. – Подождем немного, а потом…

Что потом, он и сам не знал.

И тут сзади послышался негромкий голос, произнесшийнепонятное слово: «Генгеш-той».

«Блин, это же пароль», – с некоторым трудом вспомнилКарташ наставления Дангатара-Поджигая. И резко обернулся.