из свидетелей назвал его «беспредельно жестоким человеком, гитлеровским догматиком, истинным представителем “высшей расы”» (Littman, 1983: 15–16, 161).

Макс Кранер из Рейнской области, сын кожевенника, ветеран нацистского движения, работал в гестапо с 1937 г. Добровольцем вступил в айнзацгруппу, расстрелял 50 мирных жителей рядом с Минском. О себе говорил: «Я всегда был националистом и всегда мечтал бороться с коммунизмом».

Австрийский старший сержант Феликс Ландау имел еврейского отчима. Был отчислен из католической школы за нацистскую агитацию. Учился на столяра, добровольцем пошел в армию. Будучи ветераном движения, принял участие в нацистском путче в Вене и был арестован. Освободившись в 1937 г., вступил в немецкое гестапо и в этом качестве участвовал в захвате Польши в 1939 г. Служа в айнзацгруппе, вел дневник, где жаловался в основном на то, что его любимая девушка перестала писать ему письма. Расстрелы евреев объяснял тем, что они повинны во многих грехах и преступлениях. Впрочем, он делает важную оговорку: «Мне не хочется расстреливать безоружных людей, даже если они евреи. Я бы хотел быть солдатом и воевать в прямом, честном бою». По его словам, он не «испытывал чувства жалости». «Все это меня не трогало». Офицера вермахта, который пытался вступиться за евреев, он назвал «худшим врагом государства». «Как можно себе такое представить? Он не национал-социалист».

Лейтенант Карл Кречмер объяснял своим детям, что евреи начали войну и поэтому не заслуживают никакого снисхождения: «Это слабость, когда тебя тошнит при виде трупов; лучший способ ее преодолеть — чаще расстреливать. Тогда это становится привычкой… Вера в фюрера переполняет нас, она дает нам силу выполнять эту трудную и неблагодарную задачу».

Братья Маурер, Вильгельм и Иоганн, этнические немцы из Польши, вступили в польскую армию в 1939 г. и воевали против вермахта. Их освободили из лагеря для военнопленных и поставили на службу Германии. Поскольку оба хорошо знали польский и украинский, их определили в СД. Братья проявили усердие. И хотя они не были членами партии, оба вскоре стали сержантами. Один из них подготовил и возглавил отряд украинских полицаев. Оба с охотой принимали участие в массовых расстрелах. Их мотивацией стала карьера и принятие доктрины немецкого расового превосходства.

По мере эскалации насилия, в карательные отряды стали призывать резервистов среднего возраста и солдат, получивших ранения на Восточном фронте. Они проходили только месячную подготовку (включая идеологическое натаскивание против «жидобольшевиков» и партизан). Некоторые показывали успехи. Сержант Магилл служил в кавалерии, его мастерство наездника вызвало восхищение у эсесовцев, и он был зачислен в одну из айнзацгрупп. Как спортсмен он быстро вошел во вкус этой тяжелой, но истинно мужской, «спортивной» работы, был благодарен друзьям за признательность и никогда не протестовал.

Лейтенант Ганс Риц из Восточной Пруссии был сыном либерального школьного учителя. Он вступил в гитлерюгенд, а в 1937 г. 18-летним — в нацистскую партию. В армию его призвали в 1939 г., но комиссовали из-за болезни. Во второй раз его мобилизовали в 1943 г. в харьковское СД. Когда он прибыл в часть, командир сказал: «А теперь покажи нам, что ты умеешь». «Чтобы произвести хорошее впечатление, я взял пистолет у одного эсесовца и расстрелял нескольких заключенных». После этого он расстреливал, как полагалось.

У других так не получалось. Телеграфист Кибах не был нацистом и не был натаскан на убийства. Он смог выстрелить только пять раз, и потом его стошнило. Он стоял с опущенной головой, а вокруг все смеялись.

Майор Франц Лехталер был кадровым полицейским, возраст — 51 год, беспартийный. По службе он почти не продвигался — его заподозрили в симпатиях к левым, кроме того, он часто подшучивал над Гитлером. Получив приказ о расстреле минских евреев, он отказался его выполнять. Ему пригрозили сверху, но он и тут извернулся. Расстрел он поручил провести латышскому вспомогательному батальону, а сам на месте казни не присутствовал.

Рядовой Ганс Ульрих Вернер приказ выполнил, но при этом сказал: «Невероятно, какие железные нервы надо иметь, чтобы делать эту грязную работу. Это кошмар». Водители газенвагенов отказались прикончить задыхающихся, но все еще живых людей. Офицер выругался и сделал это вместо них. Подобные случаи вспоминает один военный корреспондент: «Я видел офицеров СД, которые рыдали, не в силах справиться с нервным потрясением. Я видел и других, которые вели счет всем, кого они отправляли на расстрел… А некоторые кончали жизнь самоубийством… Кто сейчас скажет, много ли было тех, кто лил слезы, и тех, кто с гордостью вел свой личный счет расстрелянных?» (Klee, 1991: 62, 67, 72, 129, 169–171). В отличие от лагерной охраны мы встречам здесь более разнообразные типы карателей.

ОБЫЧНЫЕ УБИЙЦЫ?

ВСПОМОГАТЕЛЬНЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ БАТАЛЬОН 101

О 101-м батальоне вспомогательной полиции мы знаем больше, чем о других. В Польше с июля 1942 по ноябрь 1943 г. 550 человек личного состава расстреляли и уничтожили другими способами 38 тысяч евреев, а также поляков и русских. Они провели насильственную депортацию еще 50 тысяч евреев, которые закончили свою жизнь в лагере смерти Треблинка. В среднем на счету каждого полицейского 100 жертв. Расстрельная команда в 10–20 человек выстраивалась шеренгой и стреляла залпами. Они не были хорошими стрелками, и им приходилось добивать еще живых, шагая по корчащимся телам, по колени в крови и экскрементах. Их выворачивало наизнанку, их прошибало поносом, их преследовали кошмары, они бились в истерике. Они «напивались до полного умопомрачения», чтобы успокоить нервы (Hilberg, 1978: 218, 249; Höss et al., 1978: 95).

Полицейские батальоны вначале были сформированы, чтобы нести службу в Германии. Довоенные полицейские части формировались из добровольцев; когда началась война, туда стали призывать военнообязанных старшего возраста. Этот полицейский батальон подробно описан Браунингом (Browning, 1993) и Гольдхагеном (Goldhagen, 1996). Исследователи считают, что костяк батальона составили призывники из Гамбурга со средним возрастом 36 лет. Из ста, чье семейное положение нам известно, 99 были женаты, 72 имели детей. Часть из них до войны служила в полиции, остальные были рабочими. Браунинг считает, что эти вполне обычные люди согласились стать палачами из страха и конформизма. Гольдхаген, в свою очередь, думает, что эти обычные немцы убивали потому, что были антисемитами.

Резня происходила не на фронте. Они делали свое дело в безопасном тылу, и лишь одного полицейского убили партизаны. Ярость боя не могла служить им оправданием. Так почему же они продолжали убивать изо дня в день? Этот вопрос мы можем задать всем 15 тысячам человек из 30 полицейских батальонов. Это были массовые убийства — массовые жертвы и массовые исполнители. Отдав приказ на первый расстрел, майор