Ильма наконец-то посмотрела на нее прямо, глаза в глаза. Такой беспомощный, детский взгляд из-под распахнутых ресниц. Нет, не может быть, что ж мы себе выдумали, взять за ручку и увести в тепло…

— Но ведь это же просто, — прозвенела тихо, чуть-чуть обиженно. — Не трогать ничего слишком сильного. Быть осторожнее со слишком хрупким. И всё! Почему люди не понимают?

Склонила набок голую голову, глядя пытливо, как если бы и в самом деле рассчитывала услышать ответ. И Анна ответила:

— Потому что им иногда нужны странные вещи. Свобода, например.

— Какая свобода?

— Спроси что-нибудь попроще. Никто не знает.

— Но это неправильно.

— Неправильно.

Анна обернулась, посмотрела вдаль, в сторону корпусов санатория. Кажется, все-таки корпусов, а не развалин. Что-то еще сохранилось, где-то можно спрятаться, переждать самое тяжелое первое время. И потом, сейчас весна. Уже намного легче.

Ей почудилось какое-то движение, она сморгнула несколько раз, сощурилась, присматриваясь. Действительно, по бывшей дорожке, усеянной поломанными ветками и перегороженной, будто шлагбаумом, упавшим разлапистым стволом, шел человек. Добравшись до преграды, пригнулся, потом попробовал закинуть ногу сверху и, наконец, обошел кругом между деревьями, появившись снова уже совсем близко. Это был Виктор.

Увидел их и ускорил шаги, почти срываясь на бег и снимая на ходу забрызганную грязью ветровку. Ильма не оборачивалась. Она и так знала, конечно, что он подходит, что он здесь.

— Аля!..

Подбежал, накинул ветровку на ее плечи, развернул к себе:

— Ты цела? В корпус, немедленно! Какого ты черта вообще…

— Виктор, — негромко сказала Анна.

Обернулся через плечо, с кривой улыбкой на помятом исцарапанном лице:

— Я тебя заметил, Краснова. Вроде бы жива, поздравляю, не всем так повезло. Пошли отсюда, не могу смотреть, — он махнул рукой, небрежно очерчивая линию побережья. — Не вышло, как видишь. Где-то ошибся. Что-то не совпало.

— И что теперь?

Он уже сделал было шаг прочь — и остановился, и глянул пристально, как будто прикидывал на глаз степень ее практической ценности применимо к изменившимся обстоятельствам. Что ж, мы тоже можем изобразить такую вот откровенную прикидку. Немолодой мужчина, грязный, помятый, оставшийся в живых. Это, видимо, и держит его сейчас на волне, на подъеме, на кураже — несмотря на окончательный крах его стремлений и планов, его мечты, его свободы. Осознание последнего придет чуть позже, непременно придет, никуда он от этого не денется. Ничего, переживет. Не в первый же раз.

— Ты правда не понимаешь?

Она пожала плечами. Как сказать.

Виктор вздохнул; больше всего это походило на глубокий вдох, набор воздуха перед подводным заплывом. И снова улыбнулся:

— Теперь придется все начинать с начала.

Развернулся и ушел, уводя за собой девочку в грязной ветровке, наброшенной на плечи поверх ночной сорочки. Ильма шла за ним неуверенно и послушно, то и дело не попадая в такт его шагов, спотыкаясь на ветках и рытвинах.

Не оставляя следов на влажной земле и не приминая травы.

* * *

— Да, ма! — весело кричал в трубку Иган. — Всю ночь так трясло, что вообще! Зеркало, которое в коридоре — вдребезги! А та штука на берегу, ну, с крышей стеклянной…

Она очень боялась, что связь прервется. Крикнула, прорываясь сквозь поток мальчишеских восторгов:

— Дом цел?! Нед, отец — с ними все нормаль…

— Ну да, — перебил сын, — у нас же стена ого-го! Ма, а можно мы с Недди по развалинам полазим?

— Ни в коем… — закашлялась, перевела дыхание. — Я скоро приду. Ну не очень скоро, может, к вечеру. Но я приду! Никуда без меня не лезьте, слышишь?! Я при…

Голос напоролся не на гудки даже — на странные далекие звуки, похожие на сигналы инопланетян. Ничего. Слава богу, удалось дозвониться. Слава богу, все живы. Дом стоит, у него теперь крепкие стены и никакого лишнего стекла. А сейчас надо идти.

Осмотрелась, прищурившись, прикидывая маршрут. Можно выйти из санатория через центральный вход, а дальше по шоссе, по объездной петле, затем мимо города и дальше, до заезда к нашему дому. Хотя вряд ли после этой ночи там остался какой-то заезд. Да и что сейчас творится на самом шоссе, трудно представить: их, же, наверное, било и корежило друг о друга, застрявшие там бесчисленные автомобили с опустошенными топливными баками… Пожалуй, этот путь не назовешь теперь самым удобным и надежным. Не говоря уже о том, что он гораздо длиннее.

Значит, пойдем вдоль моря. Море не двинулось с места, осталось в прежних берегах. Простило, хотя прощать и не в его правилах. Но на этот раз обошлось.

Единственное, та чугунная решетка, ограждающая санаторную территорию; но маловероятно, чтобы она устояла по всей длине. И потом, где-то там есть прутья, которые Ильма раздвинула еще вчера, в первый день весны.

Вставало огромное солнце, теплое, щедрое, весеннее. Все вокруг подсыхало, зеленело, распускалось, на глазах затягивая разломы и раны. Грязь на руках и одежде превратилась в серую пыль, которую можно кое-как отряхнуть. А по-настоящему умоемся по дороге, когда берег спустится к морю. Где-нибудь поближе к городу. Анна притопнула на месте, сбивая с подошв затвердевшую корку. Хорошо, что мы сегодня не на каблуках. Мы дойдем, не в первый же раз. Возможно, к вечеру. Так или иначе, дойдем.

Перед тем как тронуться в путь, она все же вынула мобилку снова и в который раз набрала Олега. Пошел вызов, Анна даже не сразу это поняла — пошел вызов?!! — и вдруг сорвался короткими гудками. Лихорадочно набрала опять, с этими мобилками никогда не знаешь наверняка, тем более сейчас, когда связь по определению не может нормально работать. Но, похоже, он попросту сбрасывал звонок, и с каждым набором номера это становилось все очевиднее.

Он сбрасывал звонок, а значит, был жив. Что, собственно, мы и хотели выяснить.

Она спрятала телефон и зашагала по склону, перепрыгивая через рытвины, обходя валуны и выкорчеванные корни. Привидение не отставало, шло рядом, как всегда точно попадая в такт шагов. Надо же договорить. Надо же попрощаться.

«Почему? Нам было так хорошо вместе. Мы так с тобой… совпадали».

«Ну, знаешь, бывают случайные совпадения. Соответственно, нестойкие, кратковременные».

«Я тебя ждала двадцать лет».

«Это налагает на меня какие-то обязательства?»

«Наверное, нет… Но мне казалось настолько правильным, что мы наконец встретились. Когда все вокруг рушилось, когда почти ничего не осталось. Это было, как… как свобода. Абсолютная, чистая, такая, какой она должна быть. Понимаешь?»

«Не совсем. Я представляю себе свободу слегка иначе. Кстати, может, хоть сейчас признаешься, откуда у тебя мой емейл и телефон?»